— Смерть предателям народа! Да здравствует революция!
И это было как искра, воспламеняющая костер,— мгновенно все пришло в движение, все заговорили разом, возбужденно и горячо. Какая-то седая женщина в черном платье, множеством складок ниспадающем к ступням, выбежала из толпы и плюнула в сторону скрюченных у стены трупов. Другая подняла камень и швырнула его в неподвижного Ходжи-Аманулу. Тогда и мужчины начали кидать камни — они ударялись в стену, вызывая маленькие желтые осыпи, и в расстрелянных, и в землю, на которой лежали враги всех этих людей. А желающих кинуть свой камень становилось все больше, на смену одним подходили другие, с камнем в руке, и вскоре каменный град стал прикрывать расстрелянных — так в пустыне песок засыпает падшего верблюда. Но слишком много надо было камней, чтобы совсем скрыть трупы, — камни скатывались, обнажая то судорожно сжатую руку, то желтое застывшее лицо с открытыми мертвыми глазами, — и все меньше и меньше летело к стене камней, и вот уже звонко шлепнулся последний, блеснув желтой искоркой...
Народ расходился. Унесли столы. Площадь постепенно опустела. Только часовой медленно ходил у ворот реввоенсовета, и шаги его глухо раздавались в наступившей тишине.
Вечером состоялось заседание реввоенсовета, и Салар-Дженг стал излагать свою идею возрождения национальных традиций. Он говорил примерно так же, как и утром мне, но уже более спокойно. Я слушал его и думал о том, что этот человек с его резкими переменами в настроении и склонностью к внешним эффектам, с категоричностью суждений и неумением считаться с мнениями других может однажды наломать дров... Да и теперешнее его увлечение узко национальными интересами в ущерб интернациональным вряд ли принесет пользу революции. Да, мы еще мало знали друг друга, хотя и все делали как бы общее дело.
— Вы помните «кулахут»?— спросил он, оглядывая членов реввоенсовета, и не стал дожидаться ответа.— К сожалению, мы, молодое поколение, не очень серьезно изучающее историю вообще и историю своей родины в частности, мало что знаем о прошлом. Ведь в прошлом — корни нашего сегодняшнего бытия, нашей теперешней борьбы. А вот старики, верные хранители истинно национального, помнят многое из того, что нами забыто. Я уверен, что в народе с уважением относятся к национальной одежде, к тому же «кулахуту». «Кулахут» — это головной убор персидских воинов до арабского нашествия. И я считаю, что нам надо возродить его. Надеюсь, что члены реввоенсовета поддержат меня, и уже в ближайшие дни мы обеспечим всех наших солдат «кулахутами», показав тем самым, что мы армия возрождения. Других суждений не будет?