Он задал этот вопрос и пристально посмотрел на меня. Взгляд его не был дружелюбным, но я все же решил выступить. Салар-Дженг нахмурился и молча сел, когда я попросил слова.
Я оглядел собравшихся и в устремленных на меня взгя-дах увидел веселое любопытство. Видимо, предложение Салар-Дженга не встретило возражений, никто не увидел в нем ничего такого, из-за чего стоит ломать копья, и мое желание высказаться внесло лишь оживление.
— Дорогие товарищи, — сказал я, стараясь быть спокойным. Сейчас не время заниматься пошивом новых головных уборов. У нас множество более важных дел. Революция только началась, впереди немало серьезных испытаний: бои с правительственными войсками, многие организационные вопросы, а тут — шапки!.. Да и средств у нас слишком мало, чтобы расходовать их на шапошников.
— В Боджнурде мы захватили финотдел с восемью тысячами туманов и торговцы дали нам заем в семь тысяч туманов,— негромко, но веско сказал Салар-Дженг, не поднимая головы.
— Ну, во-первых, эти семь тысяч мы обещали вернуть, когда возьмем Мешхед, — словно не замечая его недовольства, возразил я, — а, во-вторых, деньги лучше использовать на более полезное дело, например, на приобретение оружия, которого у нас не хватает. Но это еще не все. Тратить свои силы на то, чтобы искоренять что-то, принесенное арабским нашествием,— явная ошибка. Ведь не арабы, которые сами изнывают под гнетом иностранных империалистов, виноваты, а эти самые иностранные империалисты, наводнившие нашу страну и прибравшие к рукам все наши богатства!..
Салар-Дженг вдруг поднялся и сказал холодно:
— Мне кажется, Гусейнкули-хан, вам не стоит продолжать, и так все ясно. Предлагаю голосовать. Кто за то, чтобы наша революционная народно-освободительная армия с первых же дней даже формой подчеркивала характер нашего движения, прошу поднять руки.
Под его тяжелым взглядом стали подниматься руки, а он считал вслух:
— Раз... два... три... пятнадцать... двадцать три. Большинство. Заседание объявляю закрытым. Вы свободны, товарищи.
Уже во дворе Сейд-Гусейн-Бербери, взяв меня под руку, сказал с виноватой улыбкой:
— Не надо принимать все это так близко к сердцу, В конце концов он командующий... И за все отвечает.
— Это верно, что командующий,— проворчал Аббас, — а только времена теперь другие, нельзя же так!..
Мы вышли за ворота и невольно посмотрели направо.
Там, у глухой стены, трупов уже не было, и только груда камней темнела в вечерних прозрачных сумерках.
— Да, времена изменились, — повторил Аббас. — Да не все понимают это.
— Аббас прав, — поддержал я друга. — То ли мы первыми успехами упиваемся и забываем, что борьба еще по существу не началась, то ли в самом деле не все у нас понимают, что времена пришли новые и жить по-новому... Надо шире и глубже понимать революционные события!