Я подумал, и вдруг мне пришла на ум такая мысль: ведь погибну я или уйду за кордон — все равно уже не смогу написать отцу, матери, сестрам, моей Парвин!
— Дайте бумаги,— хрипло сказал я, чувствуя, что волнение душит меня.
«Мы выполнили свой долг,— писал я быстро,— мы хотели видеть свой народ свободным и счастливым и взялись за оружие, чтобы уничтожить тех, кто душит народ... Но нам ке удалось достичь цели. И вот мы уходим... Не знаю, буду ли я жив. Может быть, смерть настигнет меня раньше, чем вы получите это письмо. Не плачьте. Мне не страшно умирать. Я верю, что придет время и другие доведут начатое нами дело до победного конца. Прощайте, мои родные!.. Прощайте!»
Перед нами лежала широкая долина, желтая от сгоревшей на солнце травы.
— Все,— сказал наш проводник Махмуд, улыбаясь застенчивой, почти детской улыбкой.— Теперь до границы совсем близко... Там!
Я оглянулся. Сзади громоздились горы, серые и мрачные. Если бы не Махмуд, добровольно взявшийся проводить нас, мы никогда бы не смогли преодолеть все эти ущелья, осыпи, подъемы и спуски. Горы навсегда сохранили бы тайну нашей бесславной гибели.
— Спасибо тебе, Махмуд,— я обнял проводника и прижал его к груди, как любимого брата.
Он смутился, покраснел, словно девушка.
— Я охотник и эти горы знаю, как свой двор!
— Скажи, Махмуд, а на нашей заставе тебе не приходилось бывать?— спросил Пастур.
— Был, только давно. Да там ничего не изменилось... Я знаю. Они пограничниками считаются, а сами контрабандой промышляют. Чужого контрабандиста поймают — все отберут, да еще всыпят на прощанье. Деньги для них — все.
— А до русской заставы далеко?
— Тоже близко... Туда разные ведут дороги. Я укажу самую верную...
Нас осталось двенадцать человек... Каждый пожал Махмуду руку, и мы стали спускаться с кручи, ведя коней под уздцы. Когда внизу остановились и оглянулись, Махмуд все стоял на том же месте и смотрел нам вслед.
— Счастливо!— крикнул он, подняв руку, сжатую в кулак.
...На заставе нас заметили. В бинокль я видел, как побежала из села цепочка солдат, перекрывая дорогу, идущую влево. Еще одна группа заняла позицию перед селом — там у них уже готовы были траншеи.
— Ну, что ж, братья,— сказал я, оглядывая своих соратников,— давайте попрощаемся... Другого случая у нас не будет...
Мы спешились. Обнялись по очереди, заглядывая друг другу в глаза, понимая, что, может быть, видимся в последний раз.
— Будем прорываться по левой дороге?— спросил Аббас.
Я задумался. Конечно, удайся прорыв, мы вышли бы прямо к советской заставе. Но кто из нас прорвется? А может все поляжем? У пограничников в патронах недостатка нет. Откроют огонь из пулеметов — всем нам конец.