— Что с тобой, милая? — спросил Шон, всем своим видом выражая участие.
Алисия покачала головой.
— Ничего.
— Я дал тебе слово. И сдержу его.
Она промолчала.
— Не смотри на меня так, — попросил Шон, закусывая губу.
— Как?
— Как будто боишься, что я наброшусь на тебя прямо сейчас.
Его губы искривила насмешливая улыбка.
— Мне хотелось бы, но я не стану, — вздохнул он. Алисия медленно покачала головой.
— Ты ошибаешься, — сказала она, слабо улыбнувшись. — Я этого не боюсь.
Она помедлила мгновение, потом выпалила одним духом:
— Надеюсь, когда-нибудь это случиться.
Шон взорвался смехом, мгновенно разрядившим напряжение, возникшее между ними. Вскочив на ноги, он подошел к ней, ступая мягко и осторожно.
— Меньше всего мне хотелось бы обмануть твои ожидания, — улыбнулся он, вынимая стакан из ее внезапно онемевших рук.
Оглянувшись вокруг, Шон поставил стакан на журнальный столик.
— Иди ко мне, потанцуй со мной.
Взяв Алисию за руку, он вытянул ее из крёсла.
— Потанцевать? — рассмеялась она. — Но ведь нет музыки.
Возбуждение Алисии возросло, когда она оказалась в его объятиях.
— Я спою сам, — сказал Шон и, к ее изумлению, действительно запел.
Глубоким, хриплым баритоном он завел неуловимо знакомую песню о бесконечной и всесокрушающей любви мужчины к женщине.
— Это не Майлз Дэвис на слова Чарльза Буковски? — испуганно спросила Алисия, поднимая на него свои прекрасные глаза.
Шон отрицательно покачал головой, крепче обнимая ее тонкую талию.
— Не беспокойся, девочка. Это Бетховен, Людвиг ван. Ода «К радости».
Пылающая и трепещущая, Алисия обвила руками его крепкую шею. Жаркий винный запах, слетавший с его губ, смешивался с ее дыханием. Очарованная, она не могла оторвать взгляда от бездонных глаз Шона, потемневших и наполнившихся страстью. Тая в его объятиях, Алисия медленно покачивалась в чувственном ритме, задаваемом его горячим, сильным телом.
Она потеряла представление о времени и пространстве. А единственной реальностью для нее стало ощущение близости Шона, казавшееся таким простым и естественным. Прижавшись к нему, она застонала от душевной боли, но то была сладкая боль. Она желала, и ее желание было опьяняющим и прекрасным.
Мягко остановившись, Шон взглянул ей в глаза, сведенные томительным предчувствием.
— Боже мой, Алисия, — прошептал он ей на ухо. — Я не знаю почему, не могу понять как, но я чувствую, что люблю тебя, хочу тебя, навсегда.
Его голос дрожал.
Глубоко тронутая, Алисия зажмурилась, чтобы не дать воли горячим слезам, поднимавшимся из глубины ее существа.
— О Шон, — прошептала она. — О мой любимый, я чувствую совершенно то же.