Чего уж лгать самому себе, я страшно загордился своими подругами. Попасть в чужой мир, узнать о моей смерти и сразу рвануть из столицы дабы за меня отомстить? Как тут ни крути, но в любом случае - это больше чем героизм. А уж проявленное бесстрашие, умение с одного броска ножа ночью убивать страшного и жестокого врага - поражало ещё больше. Я знал, что они у меня "о-го-го!", но чтобы настолько?! По словам того же капитана, никто иной в полку не имел в том бою подобной результативности даже близко!
Единственное, что меня немного расстроило и ущемило, так это непрекращающиеся на балу танцы со всеми подряд:
"Могли бы и поскромней себя вести! - раздалось внутри меня старческое брюзжание. - А то прям со всеми! Да, небось, Машка задницей крутила самая первая и больше всех! Можно сказать ещё траур по мне должны блюсти, а уже в пляс пустились! Ну ладно ещё Катька, у неё мозги клинят, когда музыка звучит... А те две дуры вроде и танцевать никогда не умели бальные танцы... Кстати, что там он плёл про награду для того лейтенантика?.. За что конкретно?.."
Поэтому сочувственно кивая, цокая с сожалением языком, я поддакнул:
- Ох уж эти выскочки! - и задал следующий наводящий вопрос: - А что за рейд они сделали и с какой целью?
Офицер досадливо скривился, но признать был вынужден:
- Конечно, рейд они совершили беспримерный. Шесть охотников подались в Ничейные земли, прошлись возле самой границы с Гадуни, и уже собрались возвращаться обратно, как попали в засаду и были схвачены в плен. Их доставили в крепость Дефосс....
К этому моменту рассказы я уже прекрасно понял о ком идёт речь. Мо моему телу пробежало волна мурашек, загоняя его в состояние эйфории. Не в силах удержаться, дёрнулся всем телом и заорал нечто вроде залихватского самурайского клича:
- Йя-я-я-ха-а!!! - мой рыцарский тяжеловоз в места рванул вскачь и мы с ним в три прыжка вырвались вперёд нашего смешанного отряда.
Не свалился я и не свернул себе шею - только чудом. Как и чудом не растерял своё уникальное оружие при страшном рывке. Толком соображать и тормозить я начал только метров через двадцать, осознав, что несусь неизвестно куда сломя голову.
Коня успокаивал минуты три, суя ему и хлеб, и шепча на ухо успокоительные извинения. За это время меня догнали и окружили с немым вопросом на лицах и все остальные. Пожалуй, только Леонид всё прекрасно понял, потому что перипетии моего побега из Дефосса, я ему поведал не просто на словах, но и в лицах.
Хорошо, что особо соображать и выдумывать не пришлось: ткнул пальцем в открывшуюся с этого места корягу и ляпнул: