Нет, Сима слишком отчетливо осознавал важность момента, чтобы упустить свой шанс. Он решительно вложил отравленный кинжал в ножны за поясом, сунул под мышку потерявший на время всякую важность факел и засеменил следом за далекими отсветами чужого огня.
Глаза уже перестали слезиться.
Они всегда слезились у него от страха, а страх всегда предшествовал смелому и решительному действию. Иногда Сима не знал, как вести себя в той или иной непростой ситуации, но на помощь приходил мутнеющий взор, и Сима понимал: «Вот сейчас я это сделаю». Так глаза принимали решение за него. Большие, почти без ресниц, бесцветные и холодные. Никогда не смотревшие в глаза других людей не то из-за опасливого нежелания показывать свое к ним презрение, не то из-за еще большего опасения встретить презрение в ответ. Очень часто, теряя осмотрительность и глядя на собеседника, Сима вздрагивал от ощущения, будто читает чужие мысли. И мысли эти всегда были для него нелестными. Иное дело, когда смотришь в глаза жертве, дни которой в этом мире сочтены, и только от тебя зависит, наступит смерть мигом раньше или мигом позже. Вот тогда мысли человека, растянутого на дыбе, или прикованного к плахе, или подвешенного под потолком вниз головой и ждущего последней боли, вселяли в Симу радость своей узнаваемостью, понятностью и простотой. Стоя на пороге смерти, люди восхищались им. Всю жизнь они исподволь думали, каков же будет их конец: внезапный — от стрелы шеважа, спокойный и долгожданный — от старости, мучительный — от болезни или почетный и героический — в неравном бою с врагами. И вот когда оказывалось, что их земной путь оборвет рука этого, как им казалось, невзрачного и неприметного человека, они невольно проникались к нему безмерным уважением. Скулили, стонали, мычали — но уважали! Преклонялись! Мечтали целовать перед ним пол, лишь бы он отвернулся, вышел и никогда больше не приходил. Во всяком случае, так казалось Симе.
Сейчас он не боялся. Его увлекало случайно подвернувшееся приключение. Все, что в его жизни происходило случайно, имело далеко идущие последствия. Он случайно убил мать-и родился. Почти случайно избавился от опеки отца — и шагнул в совершенно иное бытие, нежели то, которое уготовила ему равнодушная судьба. Совершенно случайно заговорил как-то вслух, будучи уверен в том, что находится в гостиной один, — и задел нужные струнки в душе ненароком подслушавшего его мысли дяди. Теперь он не признавал советов внутреннего голоса, некогда пытавшегося захватить над ним власть. Теперь он твердо знал, что что-то или кто-то ведет его по жизни, время от времени подбрасывая под ноги скользкие корки случайностей…