– Прекрати, – сказала она себе. – Прекрати, неудачница! Забыла, зачем пришла?
Ей захотелось закричать ему:
– Слушай, Пьер бен Феррамо, хватит уже крутить! Ты меня окучиваешь или убить пытаешься? Кто ты – террорист или плейбой? Ты веришь, что я настучала на тебя в ФБР?
Ладно. Будем начистоту.
– Пьер... или, вернее, – она хихикнула, – Мустафа...
От волнения у нее начиналась истерика. Черт возьми, стоит тут и как полная дура дерзит самому Усаме!
– Оливия, – сухо сказал он. – Если ты будешь продолжать в таком духе, придется приказать, чтобы тебя забили камнями.
– А сперва зарыли в песок по шею?
– Ты, видимо, думаешь, что я сейчас буду из тебя делать террористку-самоубийцу?
Он склонился к ней так близко, что она чувствовала его дыхание. Она смотрела на «Оскара» и египетскую корону и пыталась хоть немного успокоиться.
– Зачем ты меня обманул? – не оборачиваясь, спросила Оливия.
Феррамо не ответил. Она повернулась к нему.
– Зачем ты сказал, что ты француз? Я ведь знала, что ты араб.
– Правда? – он говорил очень спокойно, почти с улыбкой. – И как же ты это поняла?
– Ну, во-первых, акцент. Потом, я слышала, как ты сказал шукран.
Короткая пауза.
– Ты говоришь по-арабски?
– Ну да, я же говорила, что жила в Судане. Мне там нравилось... но вообще-то я в основном по ботинкам догадалась и по носкам.
– Как это?
– Ну, шелковые носки и блестящие мокасины – это же классика: так все арабские шейхи ходят.
– Надо будет выкинуть.
– Ну, это только если ты хочешь скрыть, кто ты есть... У тебя там мечеть в квартире?
Глаза Феррамо ничего не выдали.
– Вообще, это комната страха. Я тогда считал, что это идеальный вариант, чтобы побыть одному и подумать. А насчет, скажем так, небольшой неточности с национальностью, это просто чтобы избежать стереотипов. Не все ведь так, как ты, относятся к нам и нашей культуре.
– Но ведь это же получается, как когда политики делают вид, что они не голубые! Ведь если ты притворяешься, люди уже думают, что быть геем – это плохо.
– Ты думаешь, я стыжусь, что я араб?
В голосе его прозвучали истерические нотки. Кажется, Феррамо начал терять самообладание.
– Нет, просто хочу понять, почему ты это скрывал.
Он посмотрел на нее своими глубокими темными глазами.
– Я горжусь тем, что я араб. Наша культура – древнейшая в мире. И мудрейшая. Мы живем по законам духа. Так, как учили предки. И когда я в Голливуде, я стыжусь не происхождения – мне стыдно смотреть, как здесь живут. Это высокомерие, это невежество, эта погоня за известностью, эта тупость, жадность. Одержимость телом, молодостью... Люди продаются за славу, за деньги... Новое! Только новое!