Третье правило диверсанта (Бычков, Филимонов) - страница 9

Я был обрадован находке, и огорчен, одновременно. Возможно, это просто совпадение, и это совсем не те часы, и надпись на них выполнена еще во времена, когда солнце было другом, а не врагом и убийцей, но я почему-то был уверен, что держу в руках именно их. А это значило, что люди, напавшие на меня, принадлежали к общине, где я когда-то рос.

Кулон мог потерять кто-то из тех, кто поджидал в засаде, здесь в подворотне. Может быть, даже тот самый мальчик, назвавшийся Сеней. Другого варианта я не рассматривал: слишком велико было расстояние отсюда до общины, чтобы совершать такие переходы ради прогулки, и к тому же — это хорошо вписывалось в мою недавнюю теорию о «банде, промышляющей вдали от дома».

Так, или иначе, но в моих руках был ключ к раскрытию преступления, и теперь, зная, куда мне следовало идти, я не стал терять ни минуты.

Вскоре, злосчастный подвал остался далеко позади, но ещё долго напоминал о себе пульсирующей болью в затылке.

Глава 2

Меня зовут Алексей. Свою фамилию и точный возраст я не знаю, так же, как не знаю, кто мои родители и где появился на свет.

Все свое детство я провел в одной из северных общин (заводских), куда сейчас и направлялся, в надежде вернуть не принадлежащие мне, но за которые я отвечал головой вещи, а заодно свое честное имя. Это единственное чем я дорожил больше жизни и единственное ради чего был готов на всё, ну, или почти на всё. Я, всё-таки, пока что егерь, и никто не сорвал нашивки с моего рукава. Эмблему, где на фоне восходящего светила стояла наковальня, из которой грозная сжимающая молот рука егеря выбивала искры затмевающие солнце. А значит, я должен следовать устава, первой заповедью которого стояла жизнь невиновного. Это не значит, что лишившись звания и нашивки, я превращусь в одного из тех монстров, которыми кишит ночной город. Это означает что пока я егерь, пока состою в клане, я призван поддерживать закон и порядок на территориях вокруг «мертвого города», где расположилась основная масса всех общин, о которых было известно.

Скорее, всего, были и другие люди, обитающие вокруг городов, находящихся далеко за линией горизонта, но огромные пустынные пространства, выжженные лучами обезумевшего солнца, пересечь которые за одну ночь было попросту невозможно, делали бессмысленными любые попытки связаться с ними. Редко, но находились смельчаки, решившие прорваться через адскую пустыню. Никто из них не вернулся назад, а их имена давно канули в лету.

Ходили слухи, что кое-кому все же удалось найти проход, и, добравшись до других, более богатых городов, они предпочли остаться там. В это мало кто верил. В такое страшно верить. Потому-что обмануться в вере тяжело, даже для такого обречённого, готового ко всему народа. Это оставалось светлой мечтой каждого поселенца. Мечты, как правило, не сбываются. А это как раз не страшно: мечты они и есть мечты.