— А я буду! — истерично рассмеялась Лизетт. — Во всем виноват мой отец. — Она остановила взгляд на Вильерсе:
— И ты виноват! Ты притащил сюда этого твоего жалкого бастарда, который напомнил мне о сыне!
Элинор не желала все это слушать. Осторожно взяв щенка у Вильерса, пошла прочь.
— И ты виновата! — понеслось ей вслед. — Думаешь, я не знаю, чем вы тут за...
Послышался какой-то всплеск, и голос Лизетт оборвался на половине тирады. Элинор невольно взглянула через плечо — это Энн, открыв графин, выплеснула всю воду Лизетт в лицо. Элинор продолжила свой путь с Ойстером на руках, лакей распахнул перед ней дверь в библиотеку, и по выражению его лица она поняла, что он слышал все происходившее в зале.
— Я принесу салфетки и холодной воды, госпожа, — суетился Поппер, усаживая ее на мягкие подушки.
— Боюсь, это бесполезно, — хмуро произнесла Элинор. Голова Ойстера бессильно свешивалась с ее согнутого локтя, он не открывал глаз. Она зажмурилась, надеясь, что эта страшная картина развеется как страшный сон. Но когда открыла глаза, все было по-прежнему, но теперь перед ней стоял Тобиас. Кровь отхлынула с ее лица.
— Это я, — хрипло произнес он, — я подстроил все это.
— Его швырнула Лизетт, а не ты, — мягко возразила Элинор.
— Я подстроил все это, — повторил Тобиас, распрямляя плечи, как если бы стоял перед судьей магистрата. — Я натер жирным бифштексом задники ее туфель и выпустил в зал Ойстера.
— Но зачем? — удивилась Элинор, судорожно сглотнув.
— Я хотел, чтобы отец увидел, какова она на самом деле. Но я не ожидал, что все выйдет так ужасно, — сказал он и стиснул зубы. По его лицу было видно, что он никогда не позволяет себе хлюпать носом. Но сейчас он едва сдерживался.
Слезы полились по щекам Элинор. Высвободив одну руку, она протянула ее мальчику.
— Ты ничего не сделал, слышишь? Ты не виноват, я знаю. И Ойстер тоже это знает.
Он продолжал стоять перед ней навытяжку. Господи, подумала Элинор, этот мальчик никогда не знал материнской ласки. Она привлекла его к себе, чтобы они могли погоревать вместе над телом бедного мопса. Теперь слезы из двух пар глаз орошали его милую палевую шерстку.
Чья-то рука подала ей большой платок из столь изысканного батиста, что Элинор сразу поняла, кому он принадлежит. Затем Вильерс протянул руки к тельцу Ойстера, возможно, решив, что пора прекратить эту тягостную сцену.
— Нет! — вскричала Элинор. — Я не хочу расставаться с ним!
— О, да он, кажется, дышит! — вдруг сказал Вильерс. — Тобиас, он дышит, Ойстер не умер!
Показался Поппер с мокрой салфеткой. Тобиас осторожно приложил ее ко лбу щенка, смочил его глазки и мордочку, приговаривая: