— Леопольд, — нежно окликнула его Лизетт, — ты не поможешь мне снять эту лютню?
Любого, кто посмел бы назвать его по имени, он пригвоздил бы к месту свинцовым взглядом, но перед Лизетт он был совершенно безоружен, и это заставляло задуматься Элинор, которая краешком глаза наблюдала, как он лебезит перед ней, как смотрит и движется, стараясь, сам казаться тоньше и выше.
Она решила быть снисходительной, но почему-то постоянно срывалась на его копии — Тобиасе. То ей казалось, что он припрятывает фишку в рукаве, то, что смотрит на нее как-то не так.
В другом конце гостиной Лизетт стала наигрывать на лютне, напевая своим ангельским голоском. Как говорится, нет ничего прекраснее леди, которая поет и играет. Теперь этой леди была Лизетт.
Усилием воли Элинор прогнала от себя этот возвышенный образ и углубилась в игру с неряшливой и плохо воспитанной копией Вильерса. Но было в нем и то, что ей нравилось. В этом она тоже не могла не признаться себе. Этот бастард так легко скрестил свой взгляд со взглядом герцогини, ее матери.
Их игра стремительно приближалась к финалу. Снова настала его очередь бросать. Элинор сосчитала бабки, откатившиеся влево. Он не пропустил ни одной и заработал еще очко. Теперь он имел право и на следующий бросок, который, однако оказался неудачным.
Наступила очередь Элинор. Она бросила шар, и фишки повалились на сторону — все, кроме шестой. Она незаметно подтолкнула ее рукой, и та легко откатилась под ее великолепные юбки.
Ты выиграла! — с досадой выкрикнул Тобиас, которому показалось, что рухнули разом все бабки. — Но ведь я никогда не проигрываю...
Она выдержала паузу, чтобы успеть насладиться своей фальшивой победой.
— Это потому, что тебе не приходилось играть с леди, — очень довольная произнесла она.
— Хочешь сказать, что девчонки лучше играют? — спросил он, набычившись.
Она залюбовалась им, так он был похож в этот момент на Вильерса.
— Просто я играю лучше тебя, — спокойно заявила она. — В игре все равны, не важно — мужчина это или женщина.
— Я играл со многими девчонками и всегда выигрывал, — стоял он на своем.
— Гордец всегда проигрывает в итоге, — усмехнулась Элинор.
— Я гордец?
— Ладно, успокойся, — решив, что уже достаточно помучила его, сказала Элинор. — Я смошенничала.
— Что?— недоверчиво переспросил он.
Вынув из-под своего роскошного подола фишку, Элинор подала ему ее.
— Ты не умеешь считать, малыш, — сказала она.
— Я умею считать, — возразил он.
— Тогда ты стал растеряхой и не удосужился сосчитать фишки. Надо было проверить, прежде чем объявлять победу.