— В чем дело? — вдруг услышала она резкий голос.
— Что вы имеете в виду?
— Где вы витаете? Я, кажется, целую вас, — сказал Вильерс.
Она виновато улыбнулась. В скудном свете, лившемся из дома, его глаза казались совсем черными. Тень от густых ресниц падала на его скулы.
— Кажется, я о чем-то задумалась, — призналась она.
После натянутой паузы он рассмеялся:
— Вы и Тобиас. Только перед вами обоими я испытываю это странное чувство, крупицу непонятного мне унижения.
— Вряд ли вы на это способны, — заявила она.
Он прищурился:
— Вы думали об Эстли, признайтесь.
Она ощутила изумление в первый момент и, казалось, не вполне отдавала себе отчет в том, что он говорит, находясь под влиянием спиртного.
— Прошу прощения, если я задела ваше самолюбие, — произнесла она. — Это был превосходный поцелуй.
— Вам понравилось? — недоверчиво переспросил Вильерс, привыкший к мгновенным победам и слегка разочарованный ее равнодушным видом.
— На ваших губах остался вкус аниса, — сказала она, выпрямляясь в своем кресле. — Я люблю этот вкус. Доводилось ли вам когда-нибудь в детстве рыскать в полях в поисках корня лакрицы?
— Нет.
Она кивнула, словно ждала именно этого ответа. Он был, затянут в бархат лет с пяти или даже с четырех. Кто позволит наследному герцогу сбегать из дома и бродить где попало?
— Вы снова мечтаете о своем Эстли? — спросил он.
Она снова глотнула ликера, еще больше разгорячившего ее кровь и рвущиеся к поцелуям губы. Возбуждение усиливалось. Перед ней был второй мужчина в ее жизни, с которым она целовалась. И это ей нравилось. Может быть, была права ее мать, называя ее вертихвосткой?
— Признаться, я думала о нем, — ответила она.
— Он красив, мечта любой девушки, — заметил он небрежно.
— Нет, он — моя мечта, а не другой леди, — сказала Элинор.
Лизетт и Роланд, заспорив о тональности, перестали петь.
— После смерти отца, — продолжила Элинор, — он, можно сказать, переселился в наш дом, играл с моим братом, приезжал к нам на каникулы...
— Из Итона, — договорил за нее Вильерс.
— Совершенно верно, — сказала она. — Я вообще-то не обращала на него внимания, но однажды, в один прекрасный день, мы по-новому взглянули друг на друга.
Рассказывая об этом, она вдруг ощутила странный прилив нежности к Вильерсу. Ей захотелось прильнуть к его губам, куснуть, лизнуть их.
— Взглянули по-новому, и что же дальше? — поинтересовался Вильерс.
— О, не подумайте, — игриво произнесла она. — Несколько месяцев мы были заняты поцелуями. Впрочем, все это было так обычно для нашего юного возраста.
Вильерс спокойно кивнул.
— А вы? — неожиданно спросила она, попытавшись представить его молодым и влюбленным.