Что же касается заместителя директора ФСБ генерала Введенского, то он из какого-то мальчишеского упрямства оставил на стене Железного Феликса, а Батина вообще проигнорировал. Это был его маленький бунт против политической конъюнктуры.
— Как там учил Феликс Эдмундович насчет рук, головы и сердца? — усмехнулся Хохлов. — . Насчет чистоты ваших, Игорь Леонидович, рук лично я никогда не сомневался. А вот по поводу температуры головы… Тут есть кое-какие вопросы.
Все понятно: генерал делает мягкую выволочку за сегодняшнее поведение своего подчиненного в ходе совещания. Игорь Леонидович на минуту поддался раздражению, донимающему его в последнее время, и слишком резко парировал в споре с одним из депутатов — председателем думского комитета по законности и праву. Слишком резко, пожалуй, даже язвительно. Неужели это было так заметно?
Они поговорили еще немного о текущих проблемах, и, уже уходя, Хохлов еще раз высказал пожелание:
— Отдыхайте, Игорь Леонидович. Поправьте здоровье, пока есть такая возможность: нигде не бабахнуло, и никого ниоткуда не свергли…
От разговора остался неприятный осадок. В особенности задел за живое намек старого мудрого чекиста, или это только показалось, на то, что вопрос о будущем назначении его главой ФСБ еще окончательно не решен, и кандидату не следует терять бдительность. Как будто Введенский рвался на этот пост.
Так он оказался на больничной койке, во власти физиотерапевтов и массажисток. Но душевного равновесия это ему не принесло. «А может, послать все на хрен? Подковерные игры, мышиную возню и вечную гонку: кто быстрее добежит и урвет кус покрупнее от большого пирога… — размышлял он, облепленный электродами, — и сразу наступит свобода…»
Он лежал на кушетке и разглядывал едва заметную трещинку на потолке. Вот с таких маленьких трещин и начинается разрушение любых монолитов. Не завелась ли такая же в его взаимоотношениях с государством? Многозначное слово «свобода» в этот момент представлялось ему синонимом простых человеческих радостей. А именно: возможность смеяться, когда смешно, грустить, когда грустно, поддерживать друзей и подонку в глаза говорить, что он подонок. И на стенку в своем кабинете вешать портрет того, кого только вздумается. Хоть бы и Джона Леннона…
Соседи по отделению — толстопузые генералы и полковники самозабвенно обсуждали наличие белка в собственной моче и отсутствие здравого умысла в призывах перевести армию на профессиональную основу. Уже через три дня Введенский почувствовал, что задыхается в этой атмосфере и дезертировал, сбежал домой…