— И какая же мне от тебя была польза?
Теперь настала ее очередь смеяться.
— Я помню, как я любил тебя, — рассудительно ответил Джонни. — Я помню, как мы занимались любовью и как я был влюблен. У меня были романы, но я никого не любил так, как тебя.
Эмми поплыла к берегу, Джонни за ней.
— Наверное, ты очень расстроена, — сказал он.
— Чем?
— Мною. Тем, каким я стал.
— Да не очень.
— А, значит, ты рада. Отомстила.
— Нет, дело не в этом.
Он помолчал, затем произнес:
— Я все тот же, каким ты помнишь меня. У меня те же мечты и амбиции, что и в восемнадцать лет. Но в пятьдесят они кажутся смехотворными. Почему это так? Когда мне было восемнадцать, все превозносили меня, как черт знает что, хотя я ничего еще не достиг. А теперь я считаюсь неудачником только потому, что я не пеку каждый год, как блины, грандиозные фильмы.
— Если я и расстроена, то из-за тебя, а не из-за себя. Стыдно, что тебе так не везет, потому что ты сам виноват — из-за своего пьянства и всего остального.
Джонни притворился, что не услышал ее. Они вытерлись и легли рядышком на песок.
— А ты знаешь художника, который мог бы непрестанно выдавать шедевры, всю свою жизнь, с восемнадцати до восьмидесяти лет? — спросил Джонни. — Неизбежны периоды — мгновения, месяцы, а то и годы, — когда им приходится выбираться из творческих тупиков, бороться с нищетой, болезнями, отчаянием… скукой. Неужели общество не может простить им эти периоды? Никто не может быть великим постоянно. Это противно природе человека. Но, Господи, это же не означает, что человек — неудачник. Дайте мне шанс, и я создам величайшее творение своей жизни. Я знаю, что смогу это сделать. Но никто мне этого шанса давать не собирается. Если ты художник и у тебя все пошло наперекосяк, перед тобой закрыты все двери.
— Таков Голливуд.
— И не только Голливуд. Общество вообще.
— Ну, общество создавалось не художниками или для художников. Оно создано политиками для масс.
— А они очень разные, — промолвил Джонни.
— Отнюдь, — ответила Эмми, снова, как подумал Джонни, не поняв его. — В политике перед людьми встают те же проблемы. И в бизнесе тоже. А в спорте — и того хуже. Ты настолько хорош, насколько хорош твой последний фильм. Общество оценивает каждого по его последним достижениям или неудачам. Почему же художник должен иметь особое к себе отношение?
Джонни вздохнул и поднялся. Когда-то он жалел ее за то, что она не была творческой личностью и не разбиралась в искусстве. Особенно — в его искусстве.
— Жизнь — это такая мерзость, — заявил Джонни.
— А мне кажется, все нормально.