— Что? Сейчас?
— Да. Пожалуйста.
— Даже не знаю, хорошая ли это мысль, Сара. Возможно, мне стоит сделать шаг назад и подумать о том, что мы значим друг для друга. То, что ты сказала только что… насчет того, чтобы отрубить меня…
— Прекрати немедленно, хитрый ты мерзавец. Прекрати, пока я не передумала.
Лоренс был готов улыбнуться. Я сцепила пальцы у него на затылке:
— Я не все сказала. Я должна была сказать, что если я тебя отрублю, это будет больнее, чем отрубить палец.
Лоренс долго молча смотрел на меня, а потом сказал:
— О, Сара.
Мы поднялись наверх, и я даже не сразу подумала, что мы собрались заняться сексом на кровати, которую я делила с Эндрю. Я сосредоточилась на Лоренсе. Я прикасалась губами к мягким волоскам на его груди, я сняла с него одежду, а потом что-то произошло — то ли застежку моего бюстгальтера заклинило, то ли пряжка на ремне Лоренса расстегнулась не сразу, точно не помню, — из-за чего мы прервали наши страстные ласки, и я осознала, что Лоренс лежит на той стороне кровати, где всегда лежал Эндрю, что его кожа прикасается к простыням, к которым прикасалась кожа Эндрю, что спина Лоренса, гладкая и горячая от пота, лежит в небольшом углублении, образованном в матрасе спиной Эндрю. Я растерялась и замерла. Лоренс это, видимо, почувствовал, но не стал останавливаться. Он лег на меня. Я, наверное, была ему очень благодарна за то, что он, не задумываясь, провел нас обоих через этот момент растерянности. Я позволила себе наслаждаться гладкостью его кожи, деликатностью его движений, его легкостью. Лоренс был высокого роста, но его телосложение было хрупким. С Эндрю секс получался грубоватым, и я стонала не только от удовольствия, но и в знак протеста. Вот почему я так любила секс с Лоренсом — из-за роскошной, головокружительной легкости. Но сегодня что-то было не так. Возможно, мешало присутствие Эндрю. Оно пока сохранялось в этой комнате. Его книги и бумаги лежали повсюду. И когда я подумала об Эндрю, я тут же подумала о Пчелке. Лоренс занимался со мной любовью, и одна часть меня была от этого в восторге. А другая часть меня думала: утром я должна позвонить в агентство пограничной и иммиграционной службы и начать разыскивать бумаги Пчелки, а потом нужно будет найти ее доверенное лицо и начать процедуру подачи прошения, и… и…
Я обнаружила, что не могу отдаваться Лоренсу — не могу делать это как раньше, без малейшей растерянности, отрешенно. Вдруг Лоренс показался мне слишком легким. Его пальцы едва касались моей кожи, словно его не интересовало мое тело, словно он искал на нем какие-то морщинки, ложбинки, в которых залегла тонкая и невидимая пыль Африки. И когда я почувствовала на себе его вес, мне представилось, что я занимаюсь любовью с летним облачком или зимней бабочкой — с каким-то существом, которое не решалось кого-либо отягощать собой, стать центром тяжести.