Один из них был главным. На шее у него багровела загноившаяся рана, от которой исходило зловоние. Я поняла, что он скоро умрет. У другого мужчины на шее висела проволочка с какими-то сушеными коричневыми комками, похожими на грибы. Увидев Доброту, этот мужчина указал на нее пальцем, потом обвел им по кругу свои соски и ухмыльнулся. Я пытаюсь рассказать все, как было.
Охранник сказал:
— Уходите, мистер и миссус.
Но мужчина с раной на шее — главарь — сказал:
— Нет, стоять все.
— Я буду стрелять, — предупредил охранник.
А мужчина сказал:
— Ну, может, одного из нас ты подстрелить. Ну, может, двоих.
Мужчина с луком навел стрелу на шею охранника и проговорил:
— А может, никого из нас ты не пристрелить. Может, ты стрелять надо было, когда мы быть далеко.
Охранник перестал пятиться, и мы тоже остановились. Пчелка и Доброта встали позади нас. Я с мужем оказалась между ними и охотниками.
Охотники передавали друг другу бутылку — кажется, с вином. Мужчина с луком возбудился. Это было хорошо заметно, поскольку он был в спортивных штанах. Но выражение его лица не изменилось, и он не спускал глаз с шеи нашего охранника. Голова мужчины с луком была повязана черной банданой с надписью «ЭМПОРИО АРМАНИ». Я посмотрела на Эндрю. Я попыталась говорить спокойно, но слова застревали у меня в горле.
— Эндрю, — с трудом произнесла я, — пожалуйста, дай им все, чего они хотят.
Эндрю посмотрел на мужчину с раной на шее и спросил:
— Чего вы хотите?
Охотники переглянулись. Мужчина с раной на шее шагнул ко мне. Глаза его сверкали и вращались. Он вскинул голову и безумно на меня уставился. Зрачки его были сужены, а радужки глаз походили на пули и блестели, словно медь. Он скривил губы в ухмылке, и они вытянулись в жестокую тонкую, презрительную линию. Эмоции мелькали на его физиономии так быстро, словно кто-то нетерпеливо переключал телевизионные каналы. Я чувствовала запах его пота и зловоние гноящейся раны. Он издал звук — непроизвольный стон, который, похоже, его самого удивил. Он выпучил глаза, протянул руку и сорвал с меня парео. Потом взглянул на бледно-сиреневую ткань с любопытством — он словно бы удивился, не мог понять, как она оказалась в его руке. Я вскрикнула и прикрыла руками грудь. Я попятилась от мужчины, от того, как он смотрел на меня, а он смотрел на меня то терпеливо, как бы готовый медленно изучать меня, то свирепо, то с тяжким змеиным спокойствием.
На мне осталось только зеленое бикини — узкий бюстгальтер и трусики. Я расскажу об этом снова и, может быть, тогда начну сама осознавать то, что случилось. Там, в разрываемой на части дельте реки, в африканской стране, посреди трехсторонней нефтяной войны — потому что совсем рядом с войной находился пляж, потому что государственное туристическое бюро разослало билеты на этот пляж во все журналы, перечисленные в