-- Да один хрен.
-- А что, братья, скоро заработаем? Это ж сколько гребцов-то будут нанимать!
-- Заработаешь, ты, как же... Я два года назад о весло руки в кровь стер и спину всю порвал, а что заработал? Как был в рубище, так и остался...
-- ...а сколько их всего пришло?
-- Говорят, два десятка.
-- Больше! Два десятка у пирсов стоят. А в гавани еще столько же.
-- Критяне, говорят, Лукуллу много кораблей дали.
-- Это критяне-то? Пиратское гнездо! Всем известно, что Митридат пиратов под себя гребет.
-- И верно, в Ликийском проливе, рукой подать, страсть, как много пиратов развелось. Понтийцев пропускают, прочих грабят, топят. Сговорились, ублюдки...
-- Критянам Сулла, не иначе, хорошо заплатил, так бы не стали, против своих же...
-- Да кто там у них свои? Там рожи, не поймешь, какого роду-племени, как в котле намешано...
-- Наши, говорят, морской дозор выставили. Четыре триеры день и ночь в сорока стадиях от города ходят. Меняются.
-- Поди, догони пирата... Гемиолия пошустрее триеры ходит.
-- Кто это тебе сказал, село-лопата? Ты на флоте служил хотя бы день?
-- Да что я, все говорят...
-- Не уйдет гемиолия от триеры, на ней гребцов на половину меньше, а размеры схожие.
-- И то верно...
Окончания разговора Эвдор не дождался, тот мог длиться бесконечно и сам собой тихо перейти на обсуждение чего-нибудь другого, например, цен на вино или бесстыдное поведение дочери купца Диотима. Эвдор уже услышал то, что его интересовало и теперь, спешно проталкивался в направлении, обратному тому, куда изначально направлялся.
Его путь лежал к Военному порту, расположенному в северной части города и отделенному от Торгового порта длинной косой. В оконечности этой косы, а так же на противоположном берегу узкого пролива, служившего входом в гавань, на земле стояли две гигантских, в несколько человеческих ростов, глиняных ступни.
Это были стопы бога.
Два столетия назад по всему Восточному Средиземноморью гремели войны диадохов, полководцев Александра Македонского, сорок лет деливших между собой наследие умершего царя. И вот, за двести девятнадцать лет до сего дня, великий полководец Деметрий, сын будущего царя, диадоха Антигона Одноглазого, с сорокатысячным войском осадил Родос. Осада длилась целый год и закончилась неудачей. Деметрий вынужден был отступить, однако все же приобрел в ходе этого предприятия большую славу: молва наделила его прозвищем "Полиоркет"[43]
за строительство множества невиданных ранее огромных осадных машин.
Родоссцы, обрадованные великой победой, и заразившиеся от своего врага страстью к гигантским сооружениям, поручили скульптору Харесу, ученику Лисиппа, поставить статую бога Гелиоса, которого они чтили своим покровителем, превосходящую размерами все, существовавшие прежде в мире. Колосс был закончен через двенадцать лет. Высотой в восемьдесят локтей, он был глиняным с железным скелетом. Снаружи статую покрывали начищенные бронзовые листы, сверкавшие на солнце так, что бог был виден днем в море на огромном расстоянии от острова. Бог простоял около пятидесяти лет, а потом статую разрушило землетрясение. От колосса остались лишь ступни, охраняющие порт.