— И позволите на ней жениться? — быстро спросил Юстин.
Хозяин усмехнулся:
— А вот это случится, если монетка встанет на ребро.
Юстин опустил голову.
— Сейчас будущего нет, — продолжал Хозяин. — Его не будет вовсе, если выпадет орел. Если решка — ниточка твоей жизни продолжится, но некое странное «будущее», о котором ты говоришь, от этого не появится. Сам станешь строить свое «сегодня» и вспоминать свое «вчера»… Будущего нет. Понял?
Юстин молчал.
— Я бросаю, — сказал Хозяин.
Медная монетка летела суетливо, слишком быстро, без подобающей торжественности. Тускло звякнула о каменный пол, подпрыгнула, упала снова, заплясала, успокоилась.
— Теперь погляди, что там выпало.
Юстин стоял, не шевелясь.
— Погляди, — сказал Хозяин. — Не наклоняться же мне… Из-за такой малости.
Юстин подошел к месту, где лежала монетка. Зажмурился; накрыл медяк ладонью.
— Будущего все еще нет, — сказал за его спиной Хозяин. — Но судьба твоя уже решена… Итак?
Юстин убрал ладонь, заранее зная, что увидит надменный профиль с кривым, как у ведьмы, носом — профиль мертвого теперь Краснобрового.
Он ошибся. Монета упала единичкой кверху.
На телеге желто-розовой горкой лежали яблоки. Отдельно — гигантские, с тех яблонь, где танцевали по весне эльфуши. Отдельно — обыкновенные, но тоже очень крупные, чистые, без единой червоточинки. Светало; Юстин выехал затемно, чтобы успеть к началу базарного дня.
Близилась осень. Кляча, взятая взаймы у соседей с хутора, прекрасно понимала, что Юстин ей не хозяин и погонять хлыстом не имеет права, а потому шла нога за ногу — Юстин никогда не видел, как гуляют горожанки по бульвару, но, вероятно, как раз таким прогулочным шагом они и фланируют…
На передке телеги покачивался фонарь. Желтый свет его вплетался в серые сумерки наступающего дня.
Перед въездом в город Юстин остановился у колодца. Умылся; мозолистые ладони почти не ощущали прикосновения многодневной жесткой щетины.
…Первое время он все коптил стеклышки, накладывал самодельные заговоры и смотрел на солнце. И всякий раз видел ровный белый круг, и всякий раз оставался на том же самом месте, только однажды, сгоряча выложив все известные ему заклинания, при взгляде на солнце почувствовал будто удар по затылку, упал и не сразу поднялся.
Дед сперва уговаривал его и утешал. Потом молчал, делая вид, что ничего не произошло. Потом — это случилось после очередной попытки Юстина посмотреть на солнце сквозь заговоренное стекло — дед вдруг обезумел. Он, ни разу в жизни не повысивший на воспитанника голос, теперь орал, бранился, плевался и даже замахивался на Юстина.