«Льет гребаный дождь». — «Не знаю, что еще сказать. Вау! Вот это молния! Вау! Слушай, мне надо освободить телефон».
«Я хочу быть с тобой, но я реалист и говорю себе: „Эй, эта женщина трахается со всеми, и какого хрена мне с этим делать?“». — «Хм, значит, только я виновата, да?»
Отталине становилось плохо, она умирала от зависти к этим склочным голосам.
Она снова пошла к яме.
— Морис Стамблбам? Забудь о нем. Выворачивал и никогда не проверял колеса, никогда не менял масло и тормозную жидкость, он никогда не думал обо мне. Он пачкал меня, не вытирал ботинки, а просто запрыгивал на сиденья, и это сводило меня с ума. Ах, не сжимай так кулаки, пойми меня правильно.
Она посмотрела вдаль и подумала, что от Рэд-Уолла люди должны держаться как можно дальше. Это не то место, куда стоило отправляться. На дальнем шоссе что-то блеснуло — какая-то туристическая машина.
— Но я убил его не поэтому.
— А почему?
— Из-за тебя, — сказал трактор. — Из-за тебя. Я спас тебя от него. Он хотел тебя.
— Если бы я хотела, — сказала она, — я бы сама себя спасла.
Во время ужина Ванета распечатала письмо Шан в розовом конверте.
— Так я и думала, — сказала она. — Я так и знала, что Тайлер обязательно проявится.
Шан писала, что Тайлер живет с ней и ее соседкой по квартире уже месяц, что он пытался найти работу по объездке диких лошадей, а пока искал, устроился работать в телефонную компанию. Он купил себе компьютер и в дневное время, похоже, занимается изучением электроники — когда она возвращается из тренажерного зала, стол обычно завален какими-то детальками, проводами и прочим. Она и ее подруга стали вегетарианками, а Тайлер ест креветок и клешни крабов — то, чего он не пробовал до тех пор, пока не попал в Лас-Вегас. Он никак не мог наесться. Шан писала, что он потратил шестьдесят пять долларов на четырехфунтовую банку креветок джамбо, приготовил их и съел в один присест.
— Ха-ха, — сказала мать, складывая письмо, — он не слишком изменился.
После ужина Отталина принялась было мыть посуду и вдруг заплакала. Ванета прижалась к ней и обняла за плечи.
— Почему ты плачешь? Никак не худеется? Пойми ты, что ты так сложена, ты должна быть большой. Моя мать была точно такой же.
— Дело не в этом, — ответила Отталина. — У меня есть подозрение, что кто-то смеется надо мной.
— Кто? Кто смеется над тобой?
— Не знаю. Кто-то. — Она показала на потолок.
— Ну, дорогая моя, позволю себе заметить, что этот Кто-то смеется над всеми. Ему нравится шутить и смеяться. Мне так кажется.
— Здесь одиноко.
— Не одиноко. Ты много и тяжело работаешь.