– Иди отсюда, Марго! Не сегодня… – раздраженно буркнул генерал. И добавил, вздохнув: – Примета времени! Все пороки вылезли наружу как навозные жуки по весне!.. Вот ты, Гавриил Христофорович, говоришь: предательство, предательство…
– Я ничего такого не говорю, – поспешил ответить Дьяков, продолжая прятать глаза от назойливой проститутки.
– Да нет, любезный! Вижу, что говоришь. Вижу, что трудны для твоего понимания мои рассуждения! А между тем после ампутации души предательство перестает быть предательством. Оно становится образом жизни, способом существования. Вот сдал я всю известную мне советскую агентурную сеть американцам… За деньги сдал… Нет, вру, за огромные деньги. И что? Никто меня и пальцем не тронул! Попробуй тронь, если я светоч перестройки и ее рупор, звучащий прямиком из чекистских рядов. Тронешь – кругом заорут, что демократию-де сворачивают, свободу слова ограничивают…
Раздолье нам сейчас, шпионам. Все Политбюро – одни шпионы. Прибрежный шельф американцам кусками отстегивают. А тут я со своей мелочовкой… Смешно, право!
Но все это шутки, так сказать. А если всерьез, то по-настоящему успокоил мою обескровленную душу только один человек – Солженицын его фамилия.
– Как же… Читал, – отозвался Гавриил Христофорович. – «Один день Ивана Денисовича». Стыдно признаться, но я не очень понял, откуда такой шум вокруг этой книги. Смело, конечно, для своего времени. К тому же Твардовский помог… Но я, к примеру, Шаламова куда больше ценю. Там литературы больше. А у Солженицына – одна голая публицистика.
– Ну это как вам будет угодно! Я тут не про литературу. Я про суть. Вы про «Архипелаг ГУЛАГ» слышали?
– Конечно, слышал! Но не читал, разумеется, – торопливо уточнил Дьяков, вспомнив вдруг, что говорит с генералом КГБ, который как раз и призван надзирать, чтобы в стране не читали запрещенные книжки. – Книга же на Западе опубликована. Где же я мог ее читать?
– Ну да, понятно… Это нам, сотрудникам КГБ, без нее нельзя было. Врага надо было знать в лицо, так сказать. Так вот, Солженицын там рассуждает про генерала Власова. Про того самого, которого потом советские контрразведчики изловили и приволокли в Москву, где прилюдно повесили на Красной площади вместе с господами Красновым и Шкуро. И знаете, что говорит Александр Исаевич? Он говорит – внимание! – что если предаешь такое чудовище, как Сталин, то это и не предательство вовсе, а поступок! То есть если ты против Сталина, то можно! То есть такое предательство если и не заслуживает исторического оправдания, то уж человеческого понимания вполне достойно! Каково?! Значит, иногда можно, если осторожно? А?