Якобсен вздохнул:
– Имя нерусское – Беркас. И не пьешь совсем к тому же. Русских я много видел на войне и после нее. Непьющих русских не бывает! Я однажды с русскими пить отказался – это уже в лагере было. Так они меня чуть не расстреляли. Может, выпьешь, а?
Беркас молча поднял высокий стакан с водкой, который наполовину был наполнен льдом, выпил его содержимое залпом и захрустел кусочками льда, ловя восхищенный взгляд профессора.
– Занюхай! – предложил тот.
– Русские после первой не занюхивают… И что же ваш доктор? Как он спасся?
– Герман был не только великим врачом, но и замечательным художником. Причем обладал даром рисовать по памяти.
– Да-да, кое-что я видел. Это действительно великолепная графика. Очень точно передает характер.
– Предчувствуя страшный финал, он пошел ва-банк: показал Мессеру несколько своих рисунков, включая портрет самого Бруно. Сказал, что тайно рисовал каждого пациента – как до операции, так и после. Причем объяснил, что составил на каждого обширное медицинское досье: всякие там особенности операции, родимые пятна, родинки, шрамы, следы от ранений. Его расчет был безупречен: он сказал этому Бруно, что у него готов полный комплект всех рисунков и что он сумел передать его надежному человеку.
Они стали его зверски пытать, пытаясь выведать, где спрятан этот компромат. Тогда-то, кстати сказать, Герман и лишился речи – видимо, от пыток и сильнейшего нервного потрясения. Но он стоял на том, что сразу после его гибели все рисунки немедленно будут у русских. И наоборот, пока он жив, внушал им Герман, ему нет никакой нужды сообщать о проделанных операциях, поскольку среди прооперированных – его родной брат Вилли, а кроме того, в этом случае сам Герман тоже, мол, попадает под удар как человек, способствующий уходу от возмездия нацистских преступников. Тут еще и Вилли вмешался, сумевший убедить Мессера, что не надо искушать судьбу…
– А он что, этот ваш доктор Шевалье, действительно был готов передать рисунки русским?
– Думаю, он блефовал. Скорее всего это был сюрпляс…
– Что-что?
– Есть в велоспорте такой прием: когда имитируют атаку, чтобы ввести соперника в заблуждение… Думаю, он сначала нарисовал только то, что показал Мессеру. Несколько портретов. А все остальное сделал потом – по памяти.
– Да! Для этого нужно иметь огромное самообладание. Мессер мог ему и не поверить.
– А он и не поверил. Он до последнего настаивал на том, что надо Герману навсегда заткнуть рот. А потом нехотя уступил, но при этом сделал несколько компрометирующих фотографий, на которых было изображено, как доктор Шевалье в подпольной клинике делает пластические операции военным преступникам. Причем достоверность этим кадрам должно было придать то, что среди пациентов доктора был запечатлен и сам Мартин Борман, который якобы тоже воспользовался услугами Шевалье. Кстати сказать, именно эта фотография – реального Бормана в реальной клинике доктора Шевалье, который действительно устанавливал начальнику гитлеровской канцелярии съемные зубные протезы, – позже послужила основанием для многочисленных версий о том, что Борман будто бы спасся и до сих пор жив…