Он спустил с кровати ноги.
— Я дал вам слово джентльмена, что с вами не произойдет ничего плохого, если вы будете спать вместе со мной в этой постели.
—Это зависит от того, какой смысл вы вкладываете в слово «плохое».
Она не доверяла самой себе. Он был слишком привлекательный.
Обычно Мэдди гордилась своим здравомыслием. Она была практична, не витала в облаках, на нее можно было положиться.
Та Мэдди быстро исчезала. Ее хваленый здравый смысл сильно пострадал под воздействием пары синих глаз, которые звали забыть заботы, и улыбки, заставлявшей ее таять.
Пятеро детей зависели от того, сумеет ли Мэдди не потерять голову и сохранить добродетель.
Ночь, проведенная на жестком холодном полу, будет способствовать этому. И возможно, вернет ей здравомыслие.
— Я вам никогда ничего плохого не делал, — сказал он, нахмурив лоб.
— Я знаю.
Она ему верила. Он не сделает ей ничего плохого. По крайней мере умышленно. Зная, что делает. Но «плохое» не всегда подразумевает физический ущерб. Или умышленный.
— Тогда ложитесь на эту кровать.
Она покачала головой и задула свечу.
— Спокойной ночи, мистер Райдер.
Теперь коттедж освещался только светом угасающего огня в камине.
— Ну, если вы твердо решили упрямиться...
Он поднялся и с трудом проковылял через всю комнату.
— Что вы делаете? — окликнула она и села в постели, завернувшись в простыни в целях самообороны.
Он протянул ей руку.
— Полно вам, идемте.
— Нет, я...
— Вы будете спать на кровати, — настаивал он, — а я — здесь.
Она даже не пошевелилась.
Он вздохнул в отчаянии.
— Если вы думаете, что я позволю женщине отдать мне свою кровать и спать на полу, а сам буду спать с комфортом на ее кровати... — Он презрительно фыркнул и снова подал ей руку. — Никаких отказов я не принимаю.
То же самое он сказал прошлой ночью. Она знала, что спорить с ним бесполезно.
— Ладно. Но предупреждаю: если вы придете, чтобы лечь со мной...
— Не приду.
Такой разумный и решительный ответ удивил ее. Она осторожно вложила свои пальчики в его руку, и он помог ей встать и проводил до кровати.
— Ложитесь, — приказал он, а когда она легла, натянул ей до подбородка одеяло и подоткнул его, как будто укладывал ребенка.
Ребенком она себя совсем не чувствовала.
Он дохромал до импровизированной постели, но не лег, а, подбросив в огонь еще несколько веток, уселся на стул, оседлав его. Потом он поставил на спинку локти, подложил под подбородок кулаки и стал смотреть на танцующие язычки пламени.
— Что вы делаете?
— Думаю. Спите.
Пламя очерчивало его силуэт и длинные сильные ноги наездника, едва прикрытые ночной рубахой викария.