У верстака Эда стоял крошечный электрокаминчик, и Фринк, подойдя к нему, с удовольствием принялся греть руки.
— Это хорошо, что ты вернулся, — сказал Эд.
Он пару раз хлопнул Фрэнка по плечу и снова занялся бутербродом. Они больше ни о чем не говорили. Тишину в мастерской нарушало лишь тихое гудение каминчика, да еще слышно было, как жует Мак-Карти.
Повесив пиджак на спинку стула, Фрэнк набрал полную горсть еще не обработанных серебряных деталей и отнес к верстаку. Потом насадил на вал шлифовального станка войлочный диск, надел защитные очки и включил мотор. Усевшись, он принялся методично, деталь за деталью, счищать черный налет, и серебро постепенно начинало ослепительно сверкать.
Капитан Рудольф Вегенер, путешествующий под именем Конрад Гольц (Оптовая Торговля Лекарствами) взглянул в крошечный иллюминатор ракеты «Люфтганзы» Me 9-Е. «Вот и Европа, — подумал он. — Как быстро. Минут семь — и посадка на «Tempelhofer Feld».
«Интересно, удалось ему чего-нибудь добиться, — размышлял он, разглядывая приближающуюся землю. — Теперь все зависит от генерала Тедеки. Чего-то он добьется в Токио? В любом случае, информация передана. Они сделали все, что в их силах».
«Однако повода для оптимизма пока нет, — продолжал он размышлять. — Возможно, теперь японцы уже не в состоянии повлиять на внутреннюю политику Германии. Правительство Геббельса у власти. Если оно удержится, то после неизбежного периода упрочения позиций к плану «Одуванчик» наверняка вернутся. И тогда огромные пространства планеты в очередной раз подвергнутся уничтожению. Во имя фанатичной идеи снова погибнут миллионы людей.
А если нацисты уничтожат всю планету? Испепелят все на свете? Располагая водородной бомбой, они способны и на это. И, несомненно, — рано или поздно, они осуществят задуманное, ведь их мышление всегда направлено на реализацию идеи «Götter Dammerung»[29]. Они жаждут этого и сознательно идут к тотальному уничтожению.
Останется ли хоть что-то после третьего по счету мирового безумия? Или это конец, гибель всего живого? Будет ли планета уничтожена нами самими? Суждено ли ей превратиться в сплошную мертвую пустыню?»
Он не верил, что все это может случиться. «Даже, если все живое на нашей планете уничтожат, есть ведь и другая, совершенно неизвестная нам жизнь. Должна существовать. Невозможно, чтобы наш мир оказался единственным населенным людьми. Есть же еще другие, неведомые и невидимые миры. Либо в отдельных пространствах, либо вообще в иных, немыслимых измерениях, которые и вообразить невозможно.
Пусть ему никогда не доказать этого, но, вопреки всякой логике, он все равно будет в это верить».