— Да? — погрустнев, переспросила Хайделинда. — Он мне ничего не говорил.
Сюннива внимательно посмотрела на подругу:
— Что это ты так беспокоишься о нем? Теперь тебе наставник ни к чему.
— Да нет, — смутилась девушка. — Это я просто так спросила.
— О чем разговор, милые? — вмешалась Гунхильда, повернувшись к девушкам.
— Мы говорим, госпожа, о монастырских нравах, — не моргнув глазом, ответила Сюннива.
— Мне показалось, — продолжала герцогиня, — что тебе там понравилось. Так?
Хайделинда, внутренне содрогнувшись, коротко ответила:
— Да, матушка, за время, проведенное там, я многому научилась.
— Вот видишь! — торжествующе воскликнула Гунхильда. — А помнишь, как ты не хотела уезжать? Выходит, что твой отец и я были правы.
— Выходит, так, — прошептала Хайделинда.
Сюннива внимательно следила за молодой герцогиней и, увидев, что у той на глаза наворачиваются слезы, поспешила перевести разговор на другую тему:
— Госпожа! Так получилось, что у молодой герцогини нет совершенно ни одного подходящего платья, чтобы…
— Она могла взять что-нибудь из моей одежды, — недовольно ответила Гунхильда. — Хайделинда! — обратилась она к дочери, молча смотревшей куда-то прямо перед собой. — Хайделинда! — повторила она громче, видя, что та не реагирует на ее слова.
— Прости, матушка, — вздрогнула девушка, — я задумалась.
— Вечно ты мечтаешь о чем-то, — капризно повела плечом Гунхильда, — и монастырь тебя от этого не отучил. Хотя еще неизвестно, чему там тебя научили, — добавила она с усмешкой. — Я говорю о том, что ты могла взять что-нибудь из моих платьев. Мы же с тобой одинакового сложения, — заключила она.
Последнее замечание почти соответствовало истине. Герцогиня с дочерью были одного роста и имели схожие фигуры с той лишь разницей, какая существует между девушкой семнадцати лет и женщиной, перешагнувшей границу третьего десятка. Хотя у Гунхильды тело оставалось стройным и гибким, но тем изяществом и грацией, которое отличает юную девушку, оно уже не обладало. Хайделинда, взглянув на мать, хотела сказать об этом, но благоразумно промолчала.
— В замке есть ткани, и наши девушки сошьют тебе платья по моим образцам, — подвела итог беседы Гунхильда, отворачиваясь.
Хайделинде было все равно, как решится вопрос с ее одеждой. Сейчас девушку больше всего волновало, куда делся ее возлюбленный. Этот пир в ее честь, громкая музыка, бесцеремонные разговоры матери — все стало раздражать, и она мечтала лишь о том, чтобы затянувшееся веселье побыстрее закончилось. Пока был жив отец, они если и собирались по соответствующему поводу в большом зале, то все проходило куда менее шумно, и, кроме того, Гюннюльф отличался от младшего брата тем, что был меньшим любителем выпивки и безудержного веселья. Даже Хольгер, который и тогда часто навещал их, стал, как ей показалось, немного другим.