Воевода отмахнулся от его преподобия и осторожно положил сермягу к остальным вещам пленника. Действительно, странно. А во рту было сухо, как июльским полднем на кряже. Эх, медку бы сейчас…
— Ну? Откуда, позволь узнать, у Васьки такая одежка? — продолжал пытать Мелеков.
— От дьявола! — споро ответил отец Герасий.
— Да замолчи ты! — Воевода повернулся к дьяку. — Ну и что? У иноземцев, говорят, и не такие диковинки в ходу. Может, Васька ограбил какого-нибудь басурманина или там еврейца и в его рухледь себя обрядил, коли впору пришлась.
Протопопскую[7] мысль о том, что в руки им попался колдун, Демьян Свиридов отстранил — едино только из-за того, чтоб с прохиндеем Герасием в согласии не оказаться.
— Нет, не Васька это, — убежденно замотал плешивой головой дьяк. — А чует мое сердце, что это государев человек — то ли гонец, то ли тайный дознаватель, к нам посланный.
— Почему так думаешь?
— Ты на тело его посмотри. Хоть и богатырское, но чистое, точно у девки, ни шрамика, ни язвочки, ни ранки. У Васьки Уса, думаешь, такое? Я слыхал, он по молодости и кандалы носил, и бит бывал батогами, — да и особенной силой не отличен… А у этого, помимо, зубы белые, ровные один к одному. Как у родовитых бояр, не у безродного казака. И, к слову, цепочка золотая у него на шее, не то, чтоб толстая, но сразу видно — богатая. Васька-то Ус — казак, ему золотье носить не с руки. А вот если решить, что это царев али боярский посланец из Москвы к нам по какой-то государевой надобности к нам пожаловал, то сразу все…
— Брешешь! — неожиданно вспомнил протоиерей. Почувствовал, хитрый поп, что не его выходит. — Есть шрам, я сам видел, и ты видел! Слева под лопаткой, будто тонким прутиком раскаленным вкручено!
— Это где ж так пытают-то — чтоб железной палочкой под лопатку потыкать, а больше ничего? — язвительно прищурился дьяк, но сбить протопопа с панталыку было не просто:
— А если и не пытали, то, стало быть, это Илья-пророк колдуна молниею поразил!
— Ах ты ж песья кровь, а крестик серебряный нательный, крестик-то с какой радости колдун носить будет?! Да ты ж сам его трижды перекрестил, и вербную свечку жег, и железный нож к его сердцу подносил, и иголки в родимчик втыкал, и молитвы читал — что он, в корчах стал биться? Исчез вдруг?
— А борода?
— Что борода?
— Нет у него бороды, волоски одни поганые из щек лезут! А ведь всем известно: колдуна силы волшебной лишить можно, ежели ему бороду срезать! Вот кто-то уже до нас и постарался!
— А я говорю — Васька Ус-колдун это!
— А крестик?
— А родимое пятно?..
Воевода обхватил руками стол с разложенными на нем бесовскими вещицами, приподнял над полом и шваркнул оземь так, что от грохота едва не рухнули стены Разбойного приказа. И только тогда вновь открыл глаза.