«Что ей нужно от меня? — подумала девушка, испытывая неприятное чувство, — она никогда не любила Харитину. — Какая-нибудь глупость».
Она сама не пошла бы на это объяснение, если бы не настойчивый совет Стабровского. Старик не будет даром советовать.
Неприятное чувство усиливалось по мере того, как Устенька подходила к дому Стабровского. Что ей за дело до Харитины, и какое могло быть между ними объяснение? У девушки явилась даже малодушная мысль вернуться домой и написать Стабровскому отказ, но она преодолела себя и решительно позвонила.
Харитина сидела в кабинете Стабровского, одетая вся в черное, точно носила по ком-то траур. Исхудавшее бледное лицо все еще носило следы недавней красоты, хотя Устенька в первый момент решительно не узнала прежней Харитины, цветущей, какой-то задорно красивой и вечно веселой. Дамы раскланялись издали. Сам Стабровский был сильно взволнован.
— Вы хорошо сделали, что пришли, — обрадовался он, крепко пожимая руку Устеньке. — Да, хорошо. Ах, что они делают, что делают! Ведь это же ужасно, это бесчеловечно.
Устенька чувствовала на себе упорный и тяжелый взгляд Харитины и плохо понимала, что говорил Стабровский.
— Представьте себе, Устенька, — продолжал старик. — Ведь Галактион получил везде подряды на доставку дешевого сибирского хлеба. Другими словами, он получит сам около четырехсот процентов на затраченный капитал. И еще благодетелем будет считать себя. О, если бы не мая болезнь, — сейчас же полетел бы в Сибирь и привез бы хлеб на плотах!
Харитина молчала, опустив глаза.
— А другие еще хотят больше получить, — как-то стонал Стабровский, тяжело ворочаясь в своем кресле. — Это называется снимать рубашку с нищего… да!
Когда Стабровский немного успокоился, Устенька проговорила, обращаясь к гостье:
— Болеслав Брониславич писал мне, что вы желаете меня видеть.
Харитина вздрогнула и ответила не сразу. Голос у нее был такой слабый, с какою-то странною хрипотой.
— Да. Видите ли, я… то есть я хочу оказать…
Она умоляюще посмотрела кругом своими широко раскрытыми серыми глазами, точно искала какой-то невидимой помощи.
— Я знаю, что вы меня не любите… да, — выговорила она, наконец, делая над собой усилие, — и не пошли бы, если б я сама вас пригласила. А мне так нужно вас видеть.
Стабровский, нахмурившись, рассматривал свои ногти.
— Вы слышали, что сейчас говорили про Галактиона Михеича, а он совсем не такой, то есть не злой.
— Мне это решительно все равно, какой он, — отозвалась Устенька с удивившею ее самое резкостью.
— Может быть, я ошибаюсь, — еще мягче заговорила Харитина, глядя прямо в глаза Устеньке. — Но я совсем ушла оттуда, из Городища… то есть он меня прогнал… да.