— Я очень много работаю, — твердит он. — Я отдал тебя в дорогую школу только потому, что ты ее выбрала, хотя мне она не нравится.
Жалость сменилась во мне яростью. Зачем все время напоминать, что он за все платит?
— Когда твоя мать уехала, я хотел забрать тебя из этой школы. — Отец говорит все громче и громче. — На этом настаивала бабушка, но я передумал, и знаешь почему?
— Не знаю.
В душу мне закралось подозрение. Отец обычно не задает таких вопросов: мое мнение его не интересует.
— Да потому, что пожалел тебя. Я подумал, что отъезд матери тебя расстроил, а новая школа — лишние нервы. Пока привыкнешь к другой обстановке, то да се… Скажу откровенно, я боялся, что ты психологически сломаешься.
Отец считает, что я ему должна быть благодарна, напоминает, что он руководствовался моими интересами. Но его тон и взгляд не вызывают у меня чувства благодарности. Он говорит глупости и при этом глубоко ошибается, пытаясь выставить меня жалкой плаксой, которая легко может сломаться. Такого не подумает обо мне никто из моих друзей.
— Меня не волнует, сколько ты работаешь. В конце концов, ты мой отец и платить за шкоду — это твой долг, а не любезность. И деньги, которые ты на меня тратишь, вовсе не оправдывают твоего поведения. Я в жизни не видела большего эгоиста. Мне даже стыдно, что я твоя дочь.
Отец выкатил глаза. Только непонятно, рассердился ли он или просто удивился.
— Что касается писем матери, то ты не оставил мне выбора. Пришлось солгать, но в принципе ты не имеешь права запретить мне переписываться с ней.
— Твоя мать, не забывай, бросила тебя, — спокойно сказал отец. — Если бы она действительно любила тебя, то осталась бы здесь. Наши с ней отношения ни при чем. Но в итоге и тебе стало легче без нее, и мне.
Он вздохнул, как бы поверив в свои слова. А может, он в них верит? Впрочем, это не важно.
— Как ты можешь говорить такое, когда именно ты сделал ее несчастной? По-твоему, она должна была мириться с твоим поведением?
— Она тоже принесла мне много горя.
Возможно, он в чем-то прав, но я не сдаюсь:
— А вот представь обратную ситуацию. Мать выжила бы тебя из дома, а я захотела бы с тобой видеться. Она, безусловно, разрешила бы нам общаться. Про себя она бы могла думать о тебе все что угодно, но пошла бы мне навстречу, потому что любит меня.
Отец долго молчит. Может, ищет какой-то убедительный аргумент, но следующий его вопрос оказался для меня неожиданностью:
— А если бы я уехал от вас и ты осталась с матерью, попросила бы ты у нее разрешения видеться со мной?
Я посмотрела на него, ссутулившегося в своем кресле. В первый раз я заметила, что виски у него поседели. Лицо — бледное и мучнистое. Под глазами — круги. Даже те, кто считает его интересным мужчиной, сейчас такого бы не сказали. Да, он, как и мать, несчастен, хотя и по другим причинам. Действительно, нужно пожалеть его, но я не могу. Надо высказать всю правду, и я выпаливаю: