Некоторое время Иван молчит, прикидывая, с чего начать. Самая лучшая ситуация – это когда нет вариантов. Тогда нет и мучительного выбора.
– Возможно, Том, вы уже почти нашли. Только вам придется отойти на несколько шагов и хорошенько смотреть, что со мной будет происходить в ближайшие несколько дней. Вероятно, придется поехать в Бостон.
– Да хоть в Москву, – серьезно произносит Молинари, глядя ему в глаза. – Еще что-нибудь расскажешь? Хотя, как понимаешь, это и не обязательно.
Пива больше нет. Макс достает бутылку скотча и наливает каждому на два пальца. Во второй раз не упоминать Софью Ивану еще легче: отрепетировал.
Ранним утром Штарк звонит дочери со стационарного телефона Макса. Уже можно; Молинари ушел, пора ненавязчиво дать знать федяевским людям, куда приезжать. А Ирка как раз отучилась в школе.
– Папа, ты что, выпил? – Он едва успел поздороваться.
– Немного. Ир, меня не будет в Москве некоторое время, по работе. Может, не увидимся пару недель.
– А мы и так с тобой не видимся, – голос на другом конце прохладный, спокойный. – Это все, что ты хотел сказать?
– Еще – что я люблю тебя.
– И я тебя, – скороговоркой. – Ну, пока?
У Ивана пропадает всякое желание часто звонить дочери, как он собирался. «Приеду – надо будет сходить с ней куда-нибудь, поговорить, провести побольше времени, – думает он. – А так все равно ничего не получится». Штарк плюхается в кресло и ждет.
Амстердам, 1633
Почти готова у учителя первая марина. Нос рыбацкого суденышка вздернулся на гигантской волне, летит пена, паруса перекрутились, будто не понимая, с какой стороны дует ветер, – и верно, он со всех сторон. Еще не дописаны фигуры матросов-апостолов; мастер все-таки вынужден заниматься и портретами, заказчики налетели в этом году, словно саранча, – вот она, мода. Ну и конечно, учитель много времени проводит с невестой.
Флинк понимает его все лучше, просто не позволяет себе заглядываться на озорную девушку, которая ближе по возрасту к нему, чем к своему жениху. В мастерской Саския шалит, в шутку заставляет Рембрандта хоть немного прибрать разбросанный повсюду реквизит, но сама тут же примеряет заморские плащи и старинные украшения. И улыбается Флинку, как будто у нее что-то на уме. Или это ему только кажется? Флинк запрещает себе думать лишнее. Даже если невеста учителя и не прочь с ним развлечься, так поступить с мастером было бы низко. Не такой победы над учителем хочет Флинк – а он уже не скрывает от себя, что хочет победы.
Он недавно перечитывал в Евангелии от Марка про бурю на Галилейском море; как раз перед тем, как отправиться в плавание, Спаситель говорил ученикам: «Нет ничего тайного, что не сделалось бы явным, и ничего не бывает потаенного, что не вышло бы наружу». И ясно, что имел он в виду не грехи и не преступления, а – свет Истины. Так что если и скрывать что-нибудь, то такое, чтобы, когда откроется, этим гордиться.