— А что сталось, бедняга, с твоей женой?
— Как ей об этом сказали, молоко бросилось ей в голову… Она умерла.
Оба замолчали: Луво — потрясенный услышанным, Можандр — удрученный воспоминаниями.
Плотник заговорил первый:
— В наказание я осудил себя на ту жизнь, которую я и веду. Двенадцать лет пробыл я вдали от людей. Больше я не в силах так жить.' Я боюсь умереть в одиночестве. Если тебе хоть немного жаль меня, отдай мне Виктора — он заменит ребенка, которого я потерял.
Луво был в замешательстве.
Виктор стоил им больших денег. Но если они откажутся от него теперь, именно тогда, когда от него уже может быть для них польза, то все жертвы, которые они принесли, чтобы его воспитать, пропадут зря.
Можандр угадал его мысли. "
— Самой собой, Франсуа, если ты мне его отдашь, я возмещу тебе все, что ты на него потратил. И мальчик от этого только выиграет. Всякий раз, когда я вижу в лесу студентов Лесного института, я говорю себе, что и мои мальчик мог бы быть таким же, как они. Виктор работящий, он мне нравится. Ты, конечно, понимаешь, что я буду относиться к нему, как к сыну… Ну, так как же? Сговорились?..
Вечером, когда дети легли спать, предложение Можандра обсуждалось в каюте «Прекрасной нивернезки».
«Женщина с головой» пыталась здраво рассуждать:
— Видишь ли, Франсуа, мы сделали для этого мальчика все, что было в наших силах. Конечно, хорошо бы его оставить. Но раз уж представляется случай расстаться с ним, и для его же пользы, надо на это решиться.
Однако оба невольно поглядывали на кровать, на которой детским сном, спокойным и крепким, спали Виктор и Мимиль.
— Бедный мальчик! — с нежностью в голосе сказал Франсуа.
Было слышно, как вода с тихим плеском бьется о борта баржи да время от времени прорезал ночную тишину гудок паровоза.
Мамаша Луво разрыдалась.
— Будь что будет! Я его не отдам, Франсуа!
Виктору вскорости должно было исполниться пятнадцать лет.
Он как-то неожиданно вырос и превратился из бледного мальчика в крепкого парня, широкоплечего, с неторопливыми движениями.
За то время, что он плавал на «Прекрасной нивернезке», он успел изучить весь ее путь и, как опытный судовщик, знал все мели, угадывал высоту воды и с одинаковой ловкостью управлялся с багром и рулем.
Он носил широкую матросскую блузу, стянутую красным поясом.
Когда папаша Луво поручал ему руль, Клара, ставшая уже почти взрослой, усаживалась с вязаньем возле Виктора, любуясь его спокойным лицом и уверенными движениями.
На этот раз путь из Корбиньи в Париж был труден. Сена вздулась от осенних дождей и, прорвав все заграждения, как зверь, почуявший свободу, ринулась к морю.