Говорят, что утро вечера мудренее. Наверное, правильно говорят. Вот и уже ставшие закадычными друзьями Иван и Аркадий, сумевшие за ночь немного навести порядок в собственных головах и начавшие строить воистину наполеоновские планы, ощущали себя куда более умными, чем накануне вечером. Правда, возможно, недаром говорят, что в большой мудрости много печали.
Благодаря новым стременам (или встряске, полученной кобылой ночью от Чёрта, зримым следом которой был свежий шрам на её шее), Аркадий решился на спокойную рысь, и, за исключением пары досадных моментов, достаточно уверенно держался в седле. Пусть и ни разу не английском. Иван скакал (да-да, а этот раз именно скакал, а не плёлся шагом) рядом, расспрашивая нового товарища на ходу.
Обычно людям, находящимся в столь разном состоянии, Иван наркотиков утром не употреблял, общаться затруднительно. Но казаку так хотелось поскорее узнать о многом, что заметной неадекватностью товарища он решил пренебречь. В крайнем случае, можно потом переспросить.
Аркадий заливался соловьём, позволяя себе делать пояснительные жесты руками, из-за которых и навернулся пару раз. Кобыла, кстати, уже бежать от нового хозяина не пыталась, косила глазом на Чёрта и стояла как копанная, пока новый хозяин вставал с земли и громоздился в седло опять. На цельности, последовательности повествования это не сказывалось совсем, так как никакой цельности, как впрочем, и последовательности, не было и в помине. С ему только ведомой логикой переходов, Аркадий перескакивал со сплошных бед отечественной истории на долбанную политкорректность, потом на эволюцию военно-морского дела, с которой, естественным для него, в нынешнем состоянии, образом, съезжал на проблемы загрязнения окружающей среды.
Так и ехали, от места ночёвки до обеда. Соединять пространство и время уже наши предки умели. Вот на днёвке то, не смейтесь, именно Аркадий обнаружил погоню. Нет, не в цейссовский бинокль, а куда более надёжным инструментом, таким же самым, что накануне Иван. Пока Иван ухаживал за лошадьми, Аркадий присел на землю, не в лотос, правда, и ощутил некие вибрации. Наверное, расторможенное сознание сработало. Или, в силу известных обстоятельств, повышенная на этот момент чувствительность седалища. Не долго думая, приложил ухо к земле и услышал характерный топот конницы. По крайней мере, он так решил, потому, как до этого случая слушать землю ему не приходилось.
Иван, послушав землю сам, догадку Аркадия подтвердил. И с точки зрения попаданца, совершенно напрасно обеспокоился. Даже в лице переменился, сменив своё обычное выражение свирепого хищника, на выражение хищника сильно обеспокоенного. Вам никогда не приходило в голову, что в угол не стоит загонять не только крысу, но и крупных хищников? Аркадию вот пришло. При виде переменившегося в лице Ивана.