Расстроенный донельзя, Иван провёл следствие с подъесаулом, сопровождавшим отряд, попутно проясняя отношение казаков (ох, как оно бывает изменчиво…) к воришке. И, пусть немного, успокоился. Большинство вокруг сочувствовало Степану, жалело мальчишку. Иван, походя, подбросил идейку, что во всём виноват греховодник Незамай (прости Охрим, ведь тебя, всё равно не спасти), молодой Степан поддался соблазну воровства из-за содомита.
«Дай Бог, удастся крестника от позорной смерти сохранить! Боже, помоги в добром деле! Дева Мария смилуйся! Заступись перед сыном за одного из верных слуг».
Пришлось казакам немного задержаться на месте ночёвки, пока Степан, испуганный, бледный как известная особа с косой, то и дело пытающийся блевать, хотя желудок был у него пуст давным-давно, сажал на кол двух несчастных казаков. Не помоги ему сам Незамай, дело затянулось бы надолго. Младший из казнимых, не выдержал и расплакался, хотя помилования просить не стал. Наверное понимал, что не будет помилования. Охрим держался мужественно, с лаской уговаривал потерпеть боль: — Уже недолго осталось терпеть! — своего несчастного любовника, попросил прощения у братьев-казаков. Чем вызвал одобрительный гул в толпе. Участи, впрочем, им это не облегчило. Да и не добивался Охрим облегчения, на кол, фактически, сам взгромоздился, от Степана толку мало было.
Явная слабость, проявленная крестником, вызвала весьма неодобрительные выклики в толпе, слабаков казаки не уважали. Это сильно встревожило Ивана. Своим «не казацким» поведением Степан здорово осложнил для крёстного возможность своего спасения.
«Эх! Не в батьку ты удался, не в батьку. Забаловали чёртовы бабы тебя в детстве. Не хватило видно при мужании отцовского присмотра. Ох, и трудно теперь будет спасти твою шею от верёвки. Да ради отца твоего, попробую. Эх, Охрим, Охрим, подвёл ты, и меня, и дурака этого…»
Думы думами, а за Аркадием, подошедшим в начале казни, Иван тоже не забывал поглядывать. Попаданец, так теперь и Иван про себя стал его называть, держался хорошо. Побледнел, правда, но глаза от страшной картины не прятал, никаких признаков тошноты, как бывает у новичков, заметно у него не было. Не врал, значит, что приходилось ему воевать и убивать. Что очень хорошо, легче к запорожским нравам будет привыкать.
«Хорошо, что не слабак, — Иван с досадой посмотрел на крестника, — со слабаком трудно серьёзные дела делать. А если, правда, что он успел понарассказывать, дела предстоят очень серьёзные. Интересно, когда братья-характерники нас догнать успеют? Недалеко мы, вроде бы, от Днепра отошли, не должны задерживаться».