Продолжаю упрямиться, но чувствую, как страх завладевает мной.
Ребенок в моем животе забарахтался.
Мое дитя.
Я обнимаю живот похолодевшими руками и продолжаю твердить:
— Смерти нет. Есть только страх. А ты… ты… — я запинаюсь и вдруг громко выкрикиваю: У тебя нет власти надо мной!
И все закончилось.
Когда сестра вбежала в палату, я, скрючившись, сидела на своей койке, живот судорожно содрогался.
— Что случилось?
— Схватки. У меня начались схватки.
Меня везут по больничному коридору. Боль просто дикая. Над головой мелькают лампочки. Я то и дело пытаюсь приподняться и оглянуться: нет ли фигуры в балахоне?
— Успокойтесь! — твердят мне тут же люди в белых халатах. — Это всего лишь схватки.
Ничего себе «всего лишь»!
Наконец, меня привозят в родильное отделение, и врач-акушер судорожно пихает мне какую-то бумажку.
— Умоляю Вас! — В его голосе слезы. — Соглашайтесь на кесарево. Только не в мою смену! Только не в мою!
Я оглядываюсь: фигуры в балахоне нет, — и подписываю бумагу.
Через несколько часов я снова в реанимации, но уже в другой палате. На соседних койках лежат другие женщины, сестры тихо переговариваются. Все спокойно, никаких подозрительных черных пятен.
Утром приходит врач, который так мямлил накануне. Он берет меня за руку, щупает пульс.
— Вы молодец, — говорит он. Говорит уже спокойно. — Честно говоря, я не думал, что все хорошо закончится.
— Смерти нет, доктор. Есть только страх.
04.03.2009