— Отвар уже готов, — сказала она.
Лора сделала над собой титаническое усилие, чтобы взять себя в руки и пойти вслед за Кэтти на кухню.
— Ой, — сказала она, сморщившись от одного взгляда на зеленую жидкость, которую Кэтти перелила через ситечко из керамической кружки в стакан. — Я не думаю, что…
— О, я знаю, что вы имеете в виду, — отозвалась Кэтти. — «Эта малограмотная деревенская дура собирается отравить моего ребенка!» Так ведь? Милая моя, это снадобье оправдывало себя на протяжении десятков лет. Хотите, я сначала дам попробовать Эми?
— Боже мой, у меня ничего подобного и в мыслях не было…
— Вот и хорошо. Я кладу кусочек льда в отвар, а затем вы сами выпьете одну чайную ложку.
Лора поднесла ложку ко рту, стараясь не делать кислой мины. Но снадобье пилось очень легко, смягчало горло и имело приятный мятный привкус.
— Чудесно! — воскликнула Лора. — Извините меня за сомнения.
— Не надо извиняться. В наше время трудно принимать что-нибудь на веру, не правда ли? Вот почему я так ценю Мики: его слово всегда — золото.
Лора закашлялась. Кэтти похлопала ее по спине и участливо спросила:
— Попало не в то горло?
— Спасибо. Уже прошло.
— А то я было испугалась. Итак, о чем я начала говорить? Ах да, о Мики! Что ж, после неудачного замужества я долго не верила ни одному мужчине. Даже не хочу вспоминать свое глупое поведение в отношении моего бывшего супруга. — Кэтти в упор посмотрела на Лору, в ее голубых глазах мелькнуло чисто женское любопытство. — А почему ваш муж не поехал вместе с вами?
— Мой муж умер три года назад. От лейкемии.
— Боже, извините меня! Я слишком говорлива. И отличаюсь неуемным воображением. Вы не представляете, что мне пришло в голову, когда я вбежала в эту комнату и увидела вас вместе с Мики. Но, как я уже сказала, если Мики скажет, что папа Римский — протестант, то я…
Неожиданно из другой половины дома донеслись звуки скрипки. И Кэтти замолкла, зачарованная волшебной музыкой. В следующий момент обе женщины уже были в комнате, отведенной Майклом для Лоры с Маи. Дочери Кэтти сидели рядышком на кровати, в то время как Маи, стоя перед ними, играла на скрипке соло из концерта Чайковского.
Несущиеся из-под ее смычка божественные звуки заполняли комнату, заставляя всех затаить дыхание. Когда же она кончила на горестной ноте, полной боли одиночества, наступила тишина. Затем Лора подошла к дочери и опустилась перед ней на колени. Посмотрев на мать, Маи заботливо положила скрипку в футляр, а затем, закрыв лицо ладонями, разрыдалась.
— Все хорошо, родная, — зашептала Лора, нежно прижимая к себе дочь. — Не плачь! У тебя снова разболелось горло? Ты плохо себя чувствуешь?