Лидия припомнила ту суету, которую поднял Эйнсвуд прошлой ночью вокруг содержимого своих карманов.
Она была журналисткой, и совать нос в чужие дела являлось ее обычным занятием.
К тому же она была женщиной.
И потому открыла шкатулку.
В ней лежали огрызок карандаша, черная пуговица, шпилька и обломок черного дерева.
Лидия резко захлопнула шкатулку, поспешно поставила на место, затем снова схватила ее и прижала к сердцу.
– О, Эйнсвуд, – прошептала она. – Грешный ты, грешный человек. Носишь памятные безделушки.
– Ты самая надоедливая женская особь из всех когда-либо живших на свете. Ну что здесь хорошего? – Вир наклонился к собаке. – Идет дождь, Сьюзен. Какого черта тебе приспичило лежать тут под дождем, когда можешь топать по огромному, теплому, сухому дому, опрокидывать лакеев и нагонять ужас на всех горничных? Там мама, ты же знаешь. Хочешь увидеть свою мамочку?
Ответом ему был продолжительный унылый собачий вздох.
Вир подобрал свертки, которые рассыпал, когда Сьюзен резко легла на землю, и пошагал в дом.
Лишь только он вошел внутрь, как проорал имя Джейнза.
– Проклятая собака не собирается входить, – сообщил герцог, когда в холле, наконец, неслышно, как привидение, возник камердинер.
Оставив Джейнза разбираться со Сьюзен, Вир взбежал по лестнице и отправился в спальню.
Он сбросил свертки на кровать. Стянул влажный сюртук. Повернулся, чтобы бросить его на кресло, и тут увидел свою жену, сидевшую на ковре перед камином, обхватив руками колени.
Сердце Вира забилось с утроенной силой.
Избегая ее взгляда и стараясь выровнять дыхание, он преклонил колени рядом с ней. Подбирая слова и глядя куда угодно, только не ей в лицо, он увидел шкатулку, которую сжимали ее запятнанные чернилами пальцы.
Нахмурившись, он долго таращился на вещицу. Потом вспомнил. Джейнз. Лаковая шкатулка.
– Что у тебя там, Гренвилл? – якобы беспечно спросил он. – Яд для несносных мужей?
– Сувениры на память.
– Никакие это не памятные сувениры, – решительно заявил Вир, прекрасно осознавая, что его ярко покрасневшее лицо с головой выдает ложь. – Мне нравится держать всякий хлам в карманах, потому что это бесит Джейнза. Ты упростила эту задачу, поскольку вечно оставляешь после себя какой-то мусор.
Лидия заулыбалась:
– Ты такой очаровательный, когда смущаешься.
– Я не смущен. Человек, который провел полдня, беседуя с собакой, выше смущения. – Он протянул руку. – Отдай это мне, Гренвилл. Тебе не полагается совать нос в личные вещи парня. Тебе должно быть самой стыдно. Ты ведь ни разу не видела, чтобы я исподтишка подсматривал за твоей спиной в следующую главу «Розы Фив», разве не так?