И криво улыбнулась, вспомнив деревянную куклу, спрятанную в коробке из-под туфель под кроватью, потом повернулась и поспешила вниз.
Альфонсо Моруцци жил один в небольшой, но дорогой квартире в Мейфере. Марионетта бывала там всего несколько раз вместе с Барти и старалась быть как можно незаметнее, вежливо предлагая сделать чай или стоя на балкончике и любуясь прелестным садом внизу. На этот раз, проходя через отделанный мрамором вестибюль, она чувствовала себя униженной этим бесцеремонным вызовом. Они с Кармело молча поднялись в лифте на четвертый этаж. Подошли к двери квартиры Альфонсо, хотя на сверкающей медной табличке значилось вовсе не его имя. Марионетта решила, что задавать по этому поводу вопросы не стоит.
Кармело нажал кнопку, и в квартире раздался громкий звонок.
— Он последнее время глохнет, — объяснил Кармело.
Прошла, казалось, вечность, и дверь медленно открылась. На пороге стоял Альфонсо Моруцци в тапочках и с сигарой.
— Ну, вот и ты, — произнес он вполне миролюбиво. — Давай, заходи. Без тебя, Кармело, — заявил он сыну, переступившему было порог. — Ты лучше пойди и покури в машине, — велел он ему. — Возвращайся через пятнадцать минут. Это много времени не займет.
Кармело послушно ушел. Теперь Марионетта находилась в квартире. Альфонсо закрыл дверь и стоял, разглядывая ее.
— Миленькая шубка, — заметил он.
— Спасибо. — Он что, собирается стоять здесь весь день и пялиться на нее? Она сняла шубу, старик взял ее и положил на ближайший стул.
— Сюда, — наконец пригласил он ее в гостиную, уставленную темными кожаными креслами, вдоль стен — полки с редкими книгами. Несколько настольных ламп по углам мягко освещали комнату, в камине горел огонь. У окна в бликах, отбрасываемых пламенем, поблескивал рояль. Все выглядело, как в голливудской постановке — нарочито и неестественно. Тут Марионетта впервые кое-что поняла: ее свекор играет роль, роль джентльмена из высшего общества?..
Он жестом предложил Марионетте пройти к креслу у камина, а когда она села, протянул ей одну из рюмок с коньяком, стоящих на маленьком столике. Потом сам опустился в кресло напротив, отпил глоток коньяка и вздохнул, глядя на огонь.
— Как провела Рождество, Марионетта?
Почему все, что бы он ни говорил, звучало угрожающе, с подтекстом, заставляя ее думать, что от ответа зависит жизнь?
— Хорошо, — вежливо ответила она. — А вы?
Она заметила, что, когда он ставил рюмку на стол, его рука со вздутыми венами и сведенными артритом пальцами дрожала. Стареет и заметно. Но ее страх от этого не уменьшился.
— Вполне сносное Рождество для одинокого старика, — заявил он, наклоняясь, чтобы стряхнуть пепел с сигары в камин. Его взгляд остановился на фотографии в серебряной рамке, стоящей на камине. Марионетта старалась разобрать, кто на ней изображен. Вроде бы Альфонсо Моруцци и маленький мальчик. Старик какое-то время смотрел, задумавшись, на снимок, потом, видимо, отогнал воспоминания и вздохнул. — Но я беспокоился о тебе, — неожиданно проговорил он, наклонившись вперед и рассматривая ее, полуприкрыв глаза, точь-в-точь, как его сыновья. Женщина удивленно ждала, что он скажет дальше. — Я всегда беспокоюсь о своей семье, — произнес он ласково, — но особенно волнуюсь, когда узнаю, что кто-то тратит деньги не там, где нужно. Ты меня понимаешь?