Девушка прошла через комнату. Ее крошечные ножки в легких черных туфельках не издавали ни звука. Приблизившись, она улыбнулась Марионетте и поцеловала Энджела в щеку.
— Салютик, Микки, — произнесла она на явном кокни, — я слышала, у вас тут работенка объявилась. Хочешь, я сделаю у вас свой номер Пегги Ли?
Микки принялся просматривать ноты.
— Разумеется, все, что захочешь, — согласился он.
Девушка взглянула на Марионетту с извиняющейся улыбкой. Свежее умытое личико, совсем не соответствующее представлению Марионетты о певице в ночном клубе. Этот другой мир Сохо оказался весьма противоречивым и трудным для понимания.
— Простите, — начала девушка, — вы уже закончили?
— Да, я уже закончила, — холодно ответила Марионетта. Микки Энджел так и не посмотрел на нее. — Желаю вам удачи при прослушивании у этого идиота… этого… zotico![21] — Она вышла, стараясь по возможности соблюдать достоинство, но глаза застилали слезы. Спускаясь по истертым ступенькам, услышала за спиной треньканье пианино и мягкий глуховатый голос: «Я отправлюсь в путь скорее, чтобы успокоиться…»
Девушка выбежала на улицу в полном смятении, смахивая слезы с ресниц. Как посмел он с ней так разговаривать! Она уже привыкла к рассеянному привычному предубеждению англичан против итальянцев, к шуткам о Муссолини, уверенности, что итальянцы все сплошь ленивы, трусливы, грязны или еще хужено такое! Этот парень не только оскорбил сицилийцев, он оскорбил ее семью, Перетти! Марионетта осознала, что бежит тем же путем: мимо индусов, продолжающих прохлаждаться около перил, мимо бродячей собаки, все еще грызущей кость, брошенную ей с кухни Дженнаро, мимо греков на углу Дин-стрит, которые, правда, уже не спорили, а слезливо мирились, обняв друг друга за плечи.
Не замечая туристов, расхаживающих в рубашках с короткими рукавами, девушка пробралась сквозь толпу и влетела в кафе.
— Папа, папа! — позвала она, стараясь не разрыдаться. — Папа, я должна тебе что-то сказать!
Но за стойкой стоял лишь дед. Трясущейся рукой он нацеживал из титана чай, проливая его на стойку.
— Марионетта, grazie a Dio![22] Народу много, а мне с моим ревматизмом не справиться с бутербродами…
Взяв себя в руки и надев фартук, девушка присоединились к деду. Как всегда, кафе стояло на первом месте.
— Какие бутерброды? — мягко спросила она. Бедный дедушка, в его ли годы стоять здесь часами и обслуживать публику!
— Сыр и помидоры, сыр и соленые огурцы, пару датских пирожных и тарелку томатного супа на третий столик.
Она занялась делом.
— А где Марио? И папа?
— Марио репетирует «Мессию»