в церкви… — Дед занялся наполнением сахарницы, стараясь не встречаться с внучкой глазами.
— А папа? Не похоже на него — вот так все бросить и оставить тебя одного, когда он знал, что я ушла…
— Что случилось с луком? — Дед вроде бы нервничал.
Марионетта удивленно уставилась на него.
— С луком?
— Ты же пошла на рынок, — мягко напомнил он. — Разве не за луком?
Девушка прижала руку к губам.
— Совершенно забыла! — выдохнула она. — Придется опять идти. — Потом передумала. — Нет, не могу тебя здесь оставить, дедушка. Где папа? — повторила она.
Франко поколебался, прежде чем ответить.
— Внизу, — наконец сказал он. Немного сахара просыпалось на стойку, и дед начал сосредоточенно вытирать поверхность.
— В клубе? — поразилась Марионетта. — Зачем? Что-нибудь случилось?
— Нет, нет… — Дед все тер и тер давно уже чистую стойку. — Он с посетителем, да… с посетителем. С cliente.[24]
— Хорошо. Тогда я спущусь и попрошу его заменить меня на минуту.
Марионетта не заметила ни беспомощного жеста деда, пытающегося удержать ее, ни выражения страха и печали, появившегося на его лице, когда она отвернулась. Девушка прошла к двери и спустилась по ступенькам в подвал. В полумраке она могла разглядеть Томмазо, сидящего за столиком рядом с импровизированной сценой, и другого человека с сигаретой, сгорбившегося на стуле. Между ними стоял наполовину пустой кофейник.
«Un tipo difurfante,[25] — мельком подумалось ей, — до чего же безобразный посетитель». И тут он поднял голову и улыбнулся девушке своей странной кривой улыбкой. Это был Барти Моруцци.
При виде дочери Томмазо издал какой-то странный звук, нечто среднее между всхлипом и вздохом.
— Марионетта, — сказал он с виноватой улыбкой, — это мистер Моруцци. Он был так добр… — Отец говорил быстро, как будто старался этой торопливостью произвести более сильное впечатление. — Он любезно согласился присматривать за нашим кафе, чтобы предотвратить возможные инциденты… — Марионетта молчала. — Ну, знаешь, — продолжил Томмазо жизнерадостно, — сдерживать всяких нарушителей спокойствия.
Барти Моруцци не отводил взора от шрама на щеке Марионетты.
— Скверный у тебя порез, — произнес он.
Девушка все еще молчала.
Томмазо улыбнулся дрожащей улыбкой.
— И за клубом он тоже присмотрит, дочка, — добавил он. — Синьор присмотрит и за клубом!
Марионетта молча повернулась и поднялась по ступенькам. Она подошла к дверям кафе и на мгновение оглянулась, чтобы посмотреть на деда, одиноко и беззащитно стоящего за стойкой.
— Ты идешь на рынок? — нервничая, спросил тот.
«Он знал, кто сидит в подвале с папой, — сообразила Марионетта. — Они все здесь завязаны, вся семья». Девушка повернулась и вышла, а голос деда все еще звучал в ее ушах.