Почему-то Дашка сразу поверила, что Артемка правду говорит, но вслух из вредности сказала:
– Врешь.
Он наклонил голову и пальцами развел волосы, показывая белую гусеницу шрама.
– Ты поэтому считаешь, что ты трус?
– Я не считаю. Я знаю. Мне страшно умереть, поэтому я завязал с гонками. Теперь мой предел – восемьдесят в час, и то на трассе. Я не пью почти. Не курю. Веду здоровый образ жизни… стараюсь по крайней мере. Слежу за уровнем холестерина, регулярно прохожу медосмотры. Не употребляю слишком холодного, слишком горячего, ограничиваю сладкое, жирное, острое.
Надо же, как все запущено. А Дашке казалось, что это у нее проблемы.
– А мне вот умирать не страшно, – сказала она, облизывая пальцы.
– Ты просто не пробовала.
Возможно. Зато со стороны нагляделась предостаточно. А Темку жалко. Сам себя на цепь посадил, дурачок…
– Дашка! – Крик вмешался в мирную беседу, и Дашка выронила последний кусок пиццы. Упал он, конечно, сыром вниз, оставив на ковре жирное пятно.
– Дашка! – опять донеслось снизу. – Я знаю, что ты тут! Выходи!
Вась-Вася. Он звонил накануне. И утром, наверное, тоже, а вот теперь приехал. Небось сначала домой наведался, а потом и сюда. Действительно, где Дашке еще быть?
Артем нарисовал в воздухе знак вопроса, и Дашка шепотом ответила:
– Старый знакомый.
– Белова! – надрывался Вась-Вася.
Раз – два – три – четыре – пять. Я иду тебя искать. И найдет ведь, хотя Дашка не прячется. Она пиццу ест. Это же не преступление, в конце-то концов? И звонить она никому не обязана. И вообще ничего не обязана.
– Белова!
– Выйдешь? – Темка протянул бумажную салфетку. – У тебя соус на щеке. Тут.
– Выйду, – сказала она и салфетку взяла. Волосы пригладила и рубашку мятую тоже. Переодеться бы и в душ для начала, но Вась-Вася столько ждать не станет.
– Чего орешь? – спросила она вместо приветствия. И дверь за спиной закрыла, потому как не хотелось, чтобы Вась-Вася Темку видел.
– Тебя ищу. – Он стоял и разглядывал Дашку с прищуром, как будто насмехался. – Ты почему на звонки не отвечаешь, Белова? Чего творишь?
– Пиццу ем, – честно ответила Дашка.
– Пиццу ешь… не одна?
– Не одна.
Он должен был видеть мотоцикл.
– Тогда выйдем?
– Выйдем, – согласилась Дашка.
На улице жарило солнце. Редкий ветерок шевелил листья, трава зияла проплешинами, воробьи купались в пыли. Одинокое облако таяло, как эскимо, а сквозь горизонт проступали тени города, казавшегося невообразимо далеким.
– Белова, у тебя все нормально? – Вась-Вася стал под козырек подъезда, прислонившись спиной к трубе.
– Абсолютно, – соврала Дашка и поскребла кончик носа. – А у тебя?