С разбитой головой один из «стариков» лежал в луже крови, а двое других, словно, перепуганные леопардом, макаки, спасались от разъяренного новичка. Взлохмаченный, с безумными глазами, Пашка сжимал оторванную каким-то образом, кроватную дужку и бешено махал ею в воздухе. Карпыч даже опешил, новичок опять удивлял.
— Ты что творишь, гондон?! — Глаза усача налились кровью. — Брось железяку!
Но Пашка ничего не слышал. Преследуя обидчиков, грозился выместить на них все зло, причиненное ему самому. Пацаны же, завидев ненавистного дотоле Карпыча, бросились к нему, как к отцу родному. Но и дебошир не отставал. С железякой, он стремительно несся на усача. Адреналин вытеснил страх, безумие дало силу.
И все-таки у Карпыча ее было больше. Расставил толстые, как ветви дуба, пальцы, он перехватил дужку, рванул ее на себя и ребром ладони вмазал Пашке по переносице. Вскрикнув, пацан полетел вниз. Уже на полу, не понимая, откуда взялась пелена на глазах, стал стряхивать ее рывком головы. И опять, вскочив, побежал. Карпыч поднял бровь: «Точно, бешенный! Ну, сука, держись!». Он замахнулся ногой, но Пашка, вопреки здравой логике, не устранился, а бросился на удар. Повиснув на толстой голени, пацан со всей силы вцепился в нее зубами. Карпыч вскрикнул, дернулся и вырванной дужкой огрел мальчишку по затылку. В голове раздался звон, свет померк, и зубы непроизвольно выпустили голень.
* * *
Ресницы слиплись. Прижавшись кончиками, высохли, как волокна старой кисти. Не беда — видеть этот мир не было никакого желания. Он бы так и лежал с закрытыми глазами, если бы не звуки. В комнате кто-то был: возился, сопел и что-то перекладывал. Любопытство взяло верх, слипшиеся ресницы расстались.
Потолок. Бетонные стены. Тусклая лампочка. Опускаясь по сантиметру, взгляд увидел тень. Повернуть голову не удалось, стены предательски заходили перед глазами, пришлось вновь сомкнуть веки. Выждав минуту, Пашка все же повернул голову и повторил попытку. Свечение лампы и белый халат. В очках, невысокий, средних лет мужчина крепил на треноге капельницу. Пашка не чувствовал, но видел, что второй ее конец уходил в его руку. Она же стальным браслетом была прикована к железному уголку кровати.
— Что, очухался?!
Мужчина был не знаком. Похожий на доктора, он деловито возился с капельницей и молчал. Говорил кто-то другой. Едва слышный звук шагов. Секунда. Пашка увидел лицо: худое, с лживой улыбкой и тесьмой на лбу. Человек присел на кровать, рукой дотронулся до его лба.
— Температуры, вроде, нет. А мы уж думали, ты умер. Потому что, после того, что ты натворил, жизнь твоя будет тяжкой.