– Ну, и кто же этот удалец?– поинтересовался маршал.
– Изабелла де Монтрей.
– Вы с ума сошли! Тоже мне, нашли политика. Да у нее все мысли только о драгоценностях и нарядах!
– К сожалению, только этим вы и схожи,– парировала Леонора.
– Но почему де Монтрей?– продолжал допытываться маршал.
– Потому что де Монтрей приобретает все большее и большее влияние на королеву. Ее нужно убрать подальше от Ее Величества!
– А вдруг королева не поверит?– с опаской спросил д'Анкр.– Вдруг скажет, что все это чушь?
– Я лучше знаю королеву,– твердо ответила Леонора.– Она может не поверить реальным фактам, а в эту чушь она поверит. Я даже не сомневаюсь. И тогда мы одним ударом избавимся от докучливой де Монтрей и вновь обретем расположение королевы.
– А если де Монтрей не справится со своей задачей?
– Да нам-то что до нее и до этой задачи? Не справится – ей же хуже – потеряет доверие королевы. А справится – тоже ничего страшного. Мы-то с вами в любом случае только выиграем.
– Не знаю, не знаю,– произнес маршал нерешительно.– Предлагать королеве выйти замуж за протестанта… Вряд ли она захочет губить свою душу!
– Да идите же, наконец,– вспылила Леонора.– Иначе я сама сейчас погублю вашу душу, трус несчастный!
– Что? Я трус? А почему же вы тогда сами не хотите сказать королеве все это?
– Потому что королева не будет говорить со мной ни о чем серьезном. Я уже пробовала, но у меня ничего не вышло. Теперь настал и ваш черед потрудиться для нашего общего блага. Идите и не забудьте надеть штаны!
Д'Анкр колебался еще несколько минут, а затем решительно произнес:
– Хорошо, Леонора, я пойду к королеве и попытаюсь склонить ее к браку с Яковом I. Надеюсь, вы будете довольны!
Карлица устало посмотрела вслед своему супругу и опять поймала себя на мысли о том, как неразумно поступает господь, заключая столь ничтожные души в такие божественные тела.
За окнами послышалась задорная испанская мелодия, и чей-то голос визгливо запел:
«О, Изабелла, пробудись от сна,
Проснись и посмотри, как я страдаю!
Я от своих страданий просто таю,
Я от любви к тебе схожу с ума!»
При первых же аккордах этой серенады де Ла-Гард выпустил Изабеллу из объятий и возмущенно воскликнул:
– Кто этот негодяй? Барон д'Эскар?! Ну конечно, как же я сразу не догадался: такие пошленькие стишки мог сочинить только он! Где моя шпага?!
– Анри, друг мой, успокойтесь! Как вы можете ревновать меня к этому разряженному дураку? Неужели вы так мало меня знаете и так плохо обо мне думаете?
– А что я, по-вашему, должен думать, мадемуазель? Наглец д'Эскар среди ночи под вашими окнами распевает серенады, а вы призываете меня к спокойствию? Может, мне лучше переодеться в дамское платье, выйти на балкон и поаплодировать ему?