дяде...
Гольдин очнулся- вокруг "скрипели перьями" студенты. Миссис Шухат смотрела на него с
недоумением:
- Are you okay, mister Goldin?
- Yes, I am fine!
Гольдин взглянул на часы и ужаснулся: до срока подачи со-чинений оставалось минут
двадцать. К черту воспоминания, надо писать! Торрес этот и... Валера Король, комбат-
жестоки оба, конечно, жестоки, но... Все, пишем...
Я.Гольдин
Группа LSL-93-7
ПРАВО НА ЖЕСТОКОСТЬ.
Мне не нравится парикмахер. Мне понятнее и ближе капитан Торрес, ближе и интереснее.
Возможно, это связано с моей прошлой профессией: я был военным врачом в десантных
войсках, я знал несколько человек, похожих на капитана Торреса.
Прежде всего, капитан Торрес- профессиональный военный, офицер. В одном из советских
фильмов была такая фраза: "Есть такая профессия- защищать родину". Красивое враньѐ:нет такой профессии! Защита Родины- всего лишь частный случай. Ар-мейский офиивр-
это профессиональный убийца, работающий в интересах своей страны. Интересы не всегда
внешние и далеко не всегда совпадают с понятием "защита Родины". Я не хочу
рассуждать на тему, хорошая это профессия или плохая. Если каждая страна имеет свою
армию, значит, профессия эта людям необходима. В принципе любой человек в определенных
условиях может стать убийцей. Офицер не выбирает ни время войны, ни своих врагов.
Правители страны решают, кто друг, а кто враг. И обсуждению в войсках это не
подлежит: страшно подумать, что может произойти, если каждый военный сам начнет
решать этот вопрос. Но если человек лишен права выбора, он должен быть лишен и
ответственности за чужой выбор: глупо злиться на ружье за то, что оно убило человека.
Оно изначально- инструмент убийства и ни на что иное не пригодно, другое дело, что
офицер не должен быть палачом.
Гольдин положил авторучку, сжал ладонями виски, закрыл глаза. Хорошо им тут
рассуждать, в сытой и благополучной Америке. Их бы в тот самый лес в Колумбии, к
капитану Торресу. Или в Афган...
К Джиде рота подошла часа через два- горы все же не стадион, да и устали по такой
жарище. "Вертушки" уже отработали, над развалинами кишлака тянулся дым. Метрах в
семистах от кишлака комбат остановил роту, приказал залечь вдоль невысокой каменной
гряды и перевести дух. Сам же взобрался повыше и направил бинокль на руины. Все было, как обычно, все знакомо, тревожили только мертвая тишина и полное отсутствие каких-либо