Я человек эпохи Миннезанга (Големба) - страница 11

На первую страницу
сердобольное житье,
дребезжащие валторны
и татарское вытье?
Я вас выдумал когда-то,
я вас больше не найду,
Травиата, Травиата,
престарелый какаду!

«Приснился нам город у самой воды…»

Приснился нам город у самой воды,
где воздух особенно влажен,
где даже и синие вешние льды
сползают по тропам лебяжьим.
Приснился нам город. Закатный пожар.
Жестокая пряжа рассвета.
И взлет обелиска. И «Зингера» шар.
Но Зингера ль стойбище это?
Мансарды. Туманов седых колыбель.
Матросской гармоники вздохи.
И круглые глазки ручных голубей,
забывших людские подвохи.
И где-то на Западной (серой) Двине
недель корабельное стадо,
где город в рассветном, в закатном огне,
последняя сердца услада.

«Как далека от нас действительность былого…»

Как далека от нас действительность былого,
как полусказочна ее смешная явь:
пройдя сквозь решето классического слова,
Россию давних дней по-своему представь.
Россию давних дней и гоголевских масок,
смертей, утрат, тревог – печальных остряков!
Некрасов сумрачный и праведный подпасок,
и проза – долгий путь – чреда обиняков.
Мы верим в действенность соблазнов и событий,
но мы куда умней, прохладней, деловитей,
и чичиковский фарс нам попросту смешон.
Так тени праздных туч плывут по амальгаме
соборных куполов. И всадник вверх ногами,
да, Медный Всадник сам – лучом преображен!

ПРЕДВЕСЕННЕЕ

В житницах моей печали
спит зерно небытия.
Разве вы не замечали
горе темного литья?
Разве утренняя квота
не заполнилась тоской
в первый день солнцеворота
и неволи колдовской?
Ты не спишь, туманный отрок,
потерял ты счастья ключ,
и на зельях приворотных
не дробится солнца луч,
и безвестные дороги
не ведут тебя туда,
где на месяц круторогий
льет свой скудный свет звезда.
Это всё приснилось вкратце
накануне той весны,
той, когда начнут
сбываться удивительные сны,
умилительные страсти
порасстелют белый плат,
над излучинами счастья
вихри славы загудят.
Ты встаешь, весна вселенной,
на исходе той зимы,
той печали вдохновенной,
той блаженной кутерьмы,
ты встаешь — и миг утраты
меркнет в зареве судеб,
и теплеет ноздреватый,
рыхловатый черный хлеб.

«Томления души, оторванной от близких…»

Томления души, оторванной от близких,
возможно ль передать словами бытия?
Есть пляска темных дней – у каждого своя,
слепые имена на смутных обелисках
и залежи церквей, похожих на беду,
из тех, что кажет гид в автобусе зевакам, –
и всё, что сочтено намеком или знаком,
и всё, в чем жизнь свою когда-нибудь найду.

БРОДЯЧИЙ СЮЖЕТ

Есть избитый сюжет фантастических книг:
человек отправляется в прошлое. Штука
в том, что себя он как робкий двойник
там ведет, где герои стреляют из лука.
Предсказать он способен исход и судьбу
Следующая страница