– Понял, Вовчик. Только вот врать нехорошо. Зачем серьезных дядей обманул, что мы с тобой еще в России подружились?.. Фулюганишь…
Шемякин всем политическим дискуссиям предпочитал творческие. Он говорил, что для него друг – очень сложное звание, и прежде чем я назову человека другом, проходит много времени узнавания. Вот если бы я рос в тепличных условиях, возможно, был бы иным, а так веселого во мне мало. Осев в Париже, старался не отступать от мудрого замечания своего любимого философа Василия Розанова: «Посмотрит русский человек другому русскому в глаза, подмигнут друг другу – и все им понятно. Иностранцу этого не понять». Поначалу так и было. Но со временем все чаще охватывало разочарование от понимания того, что в новой среде культ мужской дружбы для многих уже становился архаизмом.
Он так и не мог понять Михаила Барышникова, который сам предложил Высоцкому помочь с профессиональным переводом его сценария «Каникулы после войны» на английский, а потом забыл об этом и стал досадливо отмахиваться: «О, как мне надоели эти русские дела! Сначала что-то навяжут, потом покоя не дают. Я занятой человек, у меня своих дел хватает, кроме чепухи всякой…» Не самые лучшие впечатления остались у него и от встреч с прославленным виолончелистом Мстиславом Ростроповичем. Они с Высоцким пришли к маэстро в его роскошную квартиру неподалеку от площади Трокадеро. Хозяйка дома, слава богу, отсутствовала, никто не мог помешать нормальному мужскому общению. Мешал сам Ростропович. Мэтр ничего не говорил ни о каких-то творческих проблемах, ни о музыке. Он больше хвалился своими орденами и медалями, засыпав ими весь стол: «Вот это от королевы…», «Это – от президента…», «От принца…» И так далее. Когда друзья вышли на улицу, Высоцкий схватился за голову: «И это – великий Ростропович?!.» Шемякин подтвердил: «Да, неравнодушен наш Слава к славе…»
По случайному стечению обстоятельств, вскоре после смерти Высоцкого Мстислав Ростропович пригласил Шемякина оформить подвальное помещение в его доме, в котором он часто устраивал посиделки с друзьями. Обнял художника, всплакнул: «Вот Володя умер… Я только сейчас понял… как же мы должны беречь друг друга!» И тут же – вновь завел разговор о подвале.
«Он взял у меня огромное количество работ, – рассказывал Шемякин. – Когда пришло время расчета, Слава обнял меня: «Ты знаешь, Мишуня, я друзьям не плачу. Ты же собираешься в Америку, и вот там я сделаю гораздо больше, чем если бы я тебе заплатил. Ты приедешь, и я, используя свое имя, сведу тебя с мощнейшими людьми». Развесив уши и вытаращив глаза, я сказал: «Слав, ну спасибо заранее».