В том числе и самого Всеволода Осиповича. В августе 1977 года Абдулов на машине отправился на съемки в Баку. Путь лежал неблизкий: через Чечню, Кавказ, вдоль побережья. Работы на съемочной площадке оказалось немного, зато вдоволь времени, чтобы купаться в теплых водах Каспия и загорать на берегу. Перед возвращением домой позвонил в Москву друзьям: «Выезжаю, послезавтра к вечеру ждите с гостинцами». Загрузил в багажник 40 литров азербайджанского коньяка, фрукты, овощи, всевозможную зелень, восточные сладости и отправился в обратную дорогу. В первый же день одолел большую часть пути, до дома оставалось всего 800 километров.
«Вдруг на приличной скорости, – рассказывал потом Абдулов, – под тульским городком Ефремово взрывается переднее колесо, машина сделала шесть полных переворотов через передок….»
Пострадавшего привезли в местную больницу, где три недели он пролежал без сознания, «мозг был полностью залит кровью». Врачи к нему даже подходить боялись, говорили, что все бессмысленно, шансов нет. Мама без конца повторяла, как заклинание: «Он выживет, мой мальчик. Не может такого быть, чтобы я потеряла и третьего сына».
О случившемся под Тулой Высоцкий ничего не знал. В то время он с Мариной как раз был на Таити и, лишь вернувшись в Париж для завершения работы над пластинками, позвонил в Москву домой Любимову. К телефону подошла мама Юрия Петровича, Владимир поинтересовался, что нового в театре, вообще, какие новости. Потом спросил, как там Сева? А она заплакала: «Уже все!»
Высоцкий тут же помчался в «Ле Бурже», кружным путем улетел в Москву, а уже из Шереметьева на «Мерседесе» рванул прямо в Ефремово, где в местной больничке отходил после реанимационных процедур Всеволод.
«Я… в сознании, в плавающем, слабом сознании, но уже соображал, – рассказывал Абдулов. – Вдруг вбегает ко мне медсестричка, совершенно обезумевшая, и кричит: «К вам Высоцкий!» А ко мне, в мой воспаленный мозг, пришла такая шутка: я прыгнул в постель, накрылся простыней и тихо смотрю на дверь. Вот ворвался человек, который почти сутки добирался из Парижа, несся к своему умирающему другу. Так как он? Что у него будет на лице?.. Он рванул дверь на себя и ворвался. С одной стороны, это был ужас и кошмар, что он уже не застал… А с другой, он же к умирающему… Значит, надо сделать хорошую мину при плохой игре. И поэтому – остановившиеся, оцепеневшие глаза… Слава богу, меня на мой идиотский розыгрыш хватило секунд на 30. Я вскочил. А он: «Сволочь! Убью!..»
Осенью, поздравляя с 50-летием Олега Николаевича Ефремова, Высоцкий не удержался, чтобы не вплести в свою юбилейную оду легкий, прозрачный, невидимый для непосвященных, недвусмысленный упрек: