Наконец подошла очередь и нашей бригады, мы построились «строго по пять» и, крепко взявшись под руки, ряд за рядом, прошли мимо нарядчиков, потом через двойные проволочные ворота и наконец вышли на дорогу, где нас уже ожидали солдаты-краснопогонники (срочной службы) с собаками и автоматами. Наконец длинная колонна заключенных в несколько сот человек была сформирована, построена и готова к этапированию. На снежный бугор взобрался начальник конвоя в чине младшего лейтенанта и прочел «молитву», которую потом весь свой срок я должен был слушать дважды в день...
– В пути следования соблюдать строй и порядок. Шаг вправо, шаг влево и прыжок вверх считается побегом, и конвой применяет оружие без предупреждения. Ясно?
– Ясно, – отвечаем мы без энтузиазма.
– Но почему прыжок вверх? Куда прыгать-то, прямо на небеса?
– Нет, – объяснили мне, – но по дороге мы будем проходить под пешеходным мостом, где можно подпрыгнуть и повиснуть на стропилах.
Хорошо еще, если «молитву» читает солдат, знающий русский язык, а если начальник конвоя какой-либо чучмек из среднеазиатских республик, который говорит по-русски еле-еле, молитва превращается в непонятные выклики, состоящие из одних междометий, что всегда вызывало у нас некое подобие улыбке. В нашей жизни и это было развлечением...
С трудом преодолев полтора километра дороги, засыпанной валами снега, в плотном окружении солдат с рвущимися с поводков злобными овчарками – для устрашения солдаты время от времени давали очередь из автоматов, – мы наконец подошли к вахте шахты № 40, где снова повторилась процедура «сдача-приемка» заключенных, но уже без повального шмона. Огромная территория шахты, вернее, ее строительства, так как шахта еще не была достроена и, как я потом узнал, эта шахта была самой большой в комбинате «Воркутауголь» – была окружена высоким забором из колючей проволоки в тринадцать рядов и с двумя предупредительными зонами, точь-в-точь как забор, окружавший наш лагерь. Через каждые 50 – 60 метров забора и по углам стояли высокие наблюдательные вышки. Для защиты от ледяного ветра наверху вышки находилось сооружение вроде небольшого домика с крышей и смотровыми оконцами в каждой стенке. По периметру «домик» огибал узкий трап, чтобы солдат на вышке мог занять удобную позицию для наблюдения и обстрела. Забирались на вышку по приставной лестнице. В некоторых «домиках» предприимчивые солдаты устанавливали электропечки, а в иных дымили и печурки, которые топились углем.
На второй или третий день моего выхода на работу, когда мы вечером ждали у вахты конвой, угловая вышка вдруг загорелась. Мы не без удовольствия наблюдали за этим эффектным зрелищем, но самое удивительное – солдат, находившийся в ней, не подавал признаков жизни. Видимо, он заснул в ней – заснул на посту!.. Мы начали орать, свис теть, кидать камешки, но вышка горела все сильней, а солдат не появлялся. Мы уже решили, что солдат потерял сознание и сейчас сгорит у нас на глазах. Но вдруг из лаза сначала выпал автомат, а вслед за ним, как куль с мукой, вывалился солдат и утонул с головой в сугробе, одежда на нем дымилась. Вышка, к нашему удовольствию, сгорела дотла. Чему мы радовались? Просто так, из злорадства. Если бы вдруг в одночасье сгорели все вышки в Воркуте, куда мы могли бы убежать? На север – без конца и края лежит Северный Ледовитый океан, на восток, на юг и на запад – раскинулась безжизненная, снежная тундра... На следующее утро на мес те сгоревшей вышки стояла новая, сверкая свежеструганными бревнами и досками.