— как прикажешь, дорогая. Едем кататься и обедать в самый шикарный ресторан. Кое-что я из твоих желаний я осмелился предугадать. Открой-ка вон ту дверцу в стене и расскажи, прав ли я.
— Ах, просто как в сказке… — Прижимая к груди охапку платьев, Эжени выглянула из гардеробной. — Здесь целый салон и все как раз для меня. — Она бросила на кровать одежды и, присев рядом с Шарлем, благодарно поцеловала его щеку. — Если бы мне удавалось так же хорошо исполнять твои желания.
— Для этого надо лишь немного постараться. Увидеть во мне мужчину и захотеть отдаться ему до конца.
Эжени провела ладонями по плечам, груди, бедрам Шарля.
— Ты мне нравишься. Очень нравишься. Эта седина и стальные глаза повелителя, властное, сильное тело, искусные руки, рот, от прикосновения которого останавливается мое сердце…
Шарль грустно покачал головой:
— Увы, ты сочиняешь. драгоценная. Придумываешь то. что хочешь ощутить. Обманываешь свой разум. Но тебе не удается ввести в заблуждение тело.
— Кажется, мсье де Костенжак все же решил, что я затеяла с ним какую-то сложную игру. — Набросив пеньюар, Эжени с любопытством обходила комнату, рассматривая безделушки, притрагиваясь кончиками пальцев к перламутровой инкрустации и старинным гобеленам.
— Ты очень волнуешь меня, детка, а все остальное — потом. — Уклончиво заметил Шарль.
Склонившись, Эжени с упреком посмотрела ему в глаза:
— Вы даже не сочли нужным, мсье де Костенжак, изобразить хоть капельку участия к судьбе Анастасии, даже если и не поверили мне. А ведь вы были близки с ней… Или… — Она вздрогнула от внезапно охватившего озноба, — или вы будете так же веселы и увлечены другой, когда узнаете о моей гибели?
— Мадемуазель Эжени, у вас пока нет даже фамилии, как агент вы еще не родились, а уже думаете о провале некой порученной вам операции. — Шарль строго посмотрел на нее. — Мы знакомы менее суток, а вы уже претендуете на полное доверие со стороны довольно ответственного лица в весьма нешуточном ведомстве. И потом, — вы же в Париже, девочка! Здесь не принято говорить всерьез о серьезных вещах. Таких, как смерть, например. Вот если бы у вас был пудель или модистка, испортившая вечерний туалет, об этом можно было бы со слезами твердить в каждой гостиной. И каждый тонко чувствующий человек разделил бы ваше горе… — Шарль поднялся и туго подвязал длинный стеганый халат. — Увы. я не сухарь. К несчастью, недоверчив и не тороплюсь оплакивать людей, которых предпочел бы видеть живыми.