В этот же день обер-лейтенант Шульц принимал «Белого голубя». Выслушав его, он занес в свою записную книжку еще одну кличку. Собственно говоря, давать кличку бабке Авдотье не было никакого смысла: «Белый голубь» не вербовал ее, но таков уж был обер-лейтенант Шульц, что не мог устоять от соблазна окрестить и бабку Авдотью. И он начертал со всей немецкой аккуратностью прямым, твердым почерком: «Святая».
Теперь бабке Авдотье приходилось выслушивать от брата Иллариона не только проповеди, но и наставления другого порядка. Как-то вечером после моления, на котором бабка привела себя в небывалый экстаз и «говорила на иноязыках», ее нагнал по дороге домой проповедник и, прилаживаясь к коротким и неверным шагам старухи, вкрадчиво заговорил:
— Молилась ты, сестра Авдоша, ревностно. Бог наградил тебя откровением... Но если не совершишь богоугодного дела, то Христос может и разгневаться, не простить греха и в урочный час не прислать по твою душу ангелов. Тогда навеки обречена ты в преисподнюю...
Бабка, стараясь не проронить ни слова, забегала вперед. Преисподняя, которой часто пугал верующих брат Илларион, казалась ей страшнее немцев. «Богоугодное дело» состояло в том, что бабка Авдотья должна была выставить на подоконник каганец, если в комнате учительницы Котиной появится посторонний. Проповедник передал это ей, как повеление неба.
С этой ночи бабка Авдотья потеряла сон. Просыпалась даже от шума ветра. Прислонялась ухом к стене, за которой спала Котина, выходила в коридор, к двери, и на ощупь проверяла, стоит ли перед порогом метла — ее помощница.
Однажды, придя к Елене Павловне в комнату, бабка Авдотья увидела на столике знакомое евангелие и просияла:
— Никак от брата Иллариона?
Елена Павловна вздохнула:
— От него, бабушка.
— А я вижу: знакомое!.. Это хорошо, что тебя к святому слову влечет, — похвалила бабка. — Ты бы пришла к нам на моление. Хотя бы разок. Послушала бы, как брат Илларион святое слово глаголет.
— О чем же он, бабушка?
— Обо всем внушает. О том, что Христос прощал своим врагам. И нам, видишь ли, велел. О том, что враги наши не ведают, что делают. Слепы, мол... А в покорности и всепрощении — святость, мол...
Елена Павловна не выдержала:
— Бабушка, он же обманывает вас! Он... он плохой человек! Он немцам служит!
Бабка Авдотья замахала руками.
— Не греши! Не греши! Брат Илларион — святой человек. Он слуга богу, живет по Христовым заветам.
Бабка Авдотья увидела, как вдруг на глазах Котиной выступили слезы. Учительница отвернулась и уже глядела в окно на пустую, мертвую улицу.