Придерживая растопыренными пальцами края ватмана, Санкевич наконец поднял голову и встретился с глазами Меденцевой, встревоженными, ждущими.
— Лучше и не надо, Ниночка! Я доволен.
— Ну, слава богу! — воскликнула Меденцева как-то просто, по-женски. — А то смотрю на вас, а у самой на сердце холодок. Честное слово.
— Что вы! Признаюсь, вы меня обрадовали!
— В самом деле?
Санкевич пожалел, что у него вырвались эти слова... Меденцева его не обрадовала, хотя с наблюдениями у нее все было в порядке.
— Вот видите, вы и молчите, — подметила она.
Он поспешил встать.
— Пункты привязки я передам Луговому, — проговорил Санкевич. — У вас с ним ряды увязываются идеально.
— Валерьян Иванович, я, пожалуй, уеду завтра пораньше, — вдруг сказала она.
— Вы не станете ждать... вестей с Песчаного?
— Нет, — твердо ответила Меденцева.
— Впрочем, утро вечера мудренее. — Санкевич улыбнулся, не слишком веря тому, что Меденцева поднимется рано. — И вдруг сказал прямо: — На вашем месте я бы дождался.
— Незачем, Валерьян Иванович. Я уверена, что все окончится благополучно. У Лугового железный организм.
— Да, богатырь! Я зову его Ильей Муромцем.
— В самом деле?!
На какое-то мгновенье лицо Меденцевой осветилось. Но тут же она опомнилась и взяла себя в руки.
— Да, да... Покойной ночи, Валерьян Иванович!
— До завтра.
Санкевич шагнул к выходу, навстречу приглушенному шепоту кустов на барханах, свежему ночному ветру.
Он лег на свою раскладушку, не раздеваясь. Заложив руки под голову, он глядел на седое от множества звезд небо, и каждая звезда, казалось ему, смотрела на него глазами Меденцевой.
— Да-а! — Санкевич вздохнул. — Такая пройдет по жизни и не набьет ни одной мозоли. Ни на ногах, ни на сердце.
Ему тут же вспомнились Луговой, Малинина, Виднов... Какие это разные люди! Но Санкевич всем им желал добра, старался помочь, чем мог В душе же его они вызывали разные отзвуки. Санкевича оскорблял нигилизм Виднова, циничность суждений о смысле жизни. Но кто знает, кто виноват в том, что этот молодой человек, образованный и неглупый, ничему не верил, никого не уважал? Слишком мало Санкевич знал Виднова, чтобы ответить на этот вопрос.
Глубокую боль он почувствовал, когда столкнулся с эгоизмом Меденцевой. Да, она сделает Лугового несчастным. Одного ли его? Слишком она любила себя и была неспособна даже на малейшую жертву ради другого.
Санкевича восхищали чистота и самоотверженность Любы Малининой. Эта, если нужно, спокойно пойдет на подвиг. Как-то сложится ее судьба?.. Санкевич думал о том, что ей нужно будет учиться дальше, и уже строил планы, как помочь ей поступить в университет, где у него на кафедре геодезии были друзья. «Да-да, я помогу ей», — подумал он. Он любил делать людям хорошее.