— Наверное, — ответил он, стараясь скрыть свое волнение. — Неужели ты думаешь, что меня вызывает Караев для того, чтобы вручить медаль за выслугу лет!
— До медали тебе еще далеко, — озабоченно произнесла Алима. — Тебя будут ругать, вот что!
— У нас не ругают.
— Ну, как это... Ты однажды сказал: снимают стружку. Да? Я уже догадываюсь...
— Лучше бы ты не догадывалась, — недовольно перебил Мамбетов.
— Да, мне надоело догадываться. Когда мы женились, ты говорил, что у нас будет все пополам: радость, печаль... И так было, когда мы работали в совхозе. А сейчас?.. Что нас объединяет сейчас?.. Разве — постель? Ты слышишь?.. Ты же перестаешь меня уважать. Я не хочу, не могу так жить! Я никогда толком не знаю, что тревожит тебя... Я не уверена, что ты делаешь так, как нужно.
— Алима! — вскричал Мамбетов. — Как ты можешь!
— Нет, ты выслушай меня до конца! Уж меня-то не вызовут в кадры для объяснения... Я не хочу, чтобы с моего мужа снимали стружку. Это стыдно! Ты не имеешь ни минуты покоя. Почти не видишь детей. И вот — результат.
— Алима!
— Дай мне сказать. Так жить нельзя. Лучше опять уехать в совхоз. Мы опять будем работать оба. Ты не будешь отдаляться от меня, от детей. Наконец, я перестану думать, что ты в конце концов окажешься таким, как Бушлин.
— Откуда такие мысли? — Мамбетов вскочил, притянул к себе взбушевавшуюся жену. — Как ты можешь! Сейчас же другое время! Какое может быть сравнение. Твои опасения совершенно напрасны. Ну, успокойся! Не надо. Не расстраивай меня перед этой поездкой. И не делай сравнения с Бушлиным. Не все такие были, как он. Мне это виднее. Я знаю, есть много — их большинство — честных и самоотверженных людей, жизнь которых — для меня пример. Конечно, мне работать в совхозе было бы легче. Но разве этим определяется цена места человека в жизни? Я хочу быть там, где труднее, где больше спрос, где выше ответственность. Сознайся, Алима, ты не подумала, сгоряча сказала, а?..
Мамбетов обнял жену, приласкал.
— Не надо. Тебе никогда не придется краснеть за меня. Никогда. И с меня никто не будет снимать стружку.
Алима всхлипывала, как ребенок... Смотрела на мужа заплаканными глазами, такая смешная со своими подозрениями.
— Ты в форме поедешь или в костюме? — вдруг спросила она.
Мамбетов понял, что под всем тем, о чем они говорили, подведена черта.