Фиби сжала губы, пытаясь увидеть эту сцену как бы со стороны. В воображаемом объективе ее фотоаппарата были два тела — мужское и женское, лежащие в предвкушении чего-то таинственного. Она хотела рассказать ему, что ощущения той ночи, когда она без оглядки отдала ему всю свою любовь, на следующий же день были разрушены, как и весь мир их таинственных встреч. Получилось, что она не только отказалась от своей любви, но и от себя самой. Но как она может его заставить понять это?
— И эти воспоминания не все так уж плохи, Бретт, правда? — тихо проговорила Фиби.
— Трудно сказать, что похищение маленькой девочки — приятное воспоминание. — Бретт не хотел думать о времени, когда им было хорошо вместе. Она слишком похожа на ту девочку с длинными шелковистыми локонами, которой он когда-то верил. И ведь все так быстро переменилось. Какая искренность была в ее голосе и как умело она обратила правду в ложь! Но это была уже другая Фиби. А той искренней девушки Бретт не мог забыть, как ни старался, ведь она разбила его сердце. Он едва смог справиться со своими эмоциями.
— Почему ты тогда не рассказала все, как было, Фиби? — тихо спросил он.
Сердце Фиби готово было вырваться наружу.
Она ужасно боялась этого вопроса. И вот он задан.
Конечно, она понимала, что объясниться с Бреттом рано или поздно ей придется, но все равно не подготовила никакого вразумительного довода, объясняющего случившееся. Она медленно повернулась в его сторону. Его брови в напряжении сошлись на переносице. Он ждал ответа, а она даже не представляла, что ему сказать и как оправдаться.
Фиби закусила нижнюю губу и опустила глаза.
— Ты не представляешь себе, сколько раз я спрашивала себя о том же. Но я до сих пор не уверена...
Бретт резко оторвался от земли и сел, повернувшись лицом к Фиби. Теперь малейшее изменение в выражении ее глаз не могло скрыться от его пристального взгляда.
— В чем не уверена? — не смог удержаться Бретт от вопроса.
— Ну, я не знаю... — начала Фиби, не зная, куда деться от слепящего солнца и испытующего взгляда Бретта. — Все так запуталось.
— Давай же, Фиби, договаривай, — выдавил из себя Бретт и стиснул губы, весьма удивляясь тому, что не может подобрать нужные слова.
Он внушал себе в течение всех этих двенадцати лет, что прошлое не вернется и должно быть забыто, но это оказалось бесполезным: события тех лет так же ярко выступали из глубины его памяти, как блеск хрусталя на полочке в комнате его матери.
— Ты должна была объяснить мне это намного раньше. Или, по крайней мере, подготовиться за эти годы.