— Шуб мы к зиме набрали на каждую спину две-три, — подхватил великан. — А толк-то какой? В землянке костер, жарко, шуба коптится-вялится. У меня веселая лисья шуба до того черна стала — все за козла считали.
Товарищ Макар только хмыкнул в ответ.
— Ты погоди про шубы, — горячился маленький, — мы еще в почтовом отделении сколько денег взяли.
«Однако, — переглянулся с хозяином товарищ Макар, — и где же эти деньги?»
Хозяин скользнул в сени, Макар вышел за ним.
— Балует Сережа, — тихо проговорил хозяин, — денег с этими прислал всего ничего, пишет, что отряд голодает и оружия нету. А по их рассказам выходит — хорошо они помещиков и почту пощипали…
— Ты передай им, что подпольный комитет остро нуждается в деньгах, — строго сказал товарищ Макар. — Пускай еще там расстараются.
— Однако уже очень грабежи участились, — с сомнением покачал головой Цыганков, — как бы власти большой отряд на борьбу с ними не послали.
— Чем больше солдат пошлют туда, тем меньше на фронте останется, — твердо произнес товарищ Макар. — И ты мне тут контрреволюционную агитацию не разводи о том, что грабить нехорошо. Не может быть места мещанской морали там, где дело идет о развитии революционного движения.
Они вошли в горницу. Партизаны прикончили бутыль самогону и предались воспоминаниям.
— Вот хорошее сало, — говорил длинный, жуя, — я сало оченно даже уважаю. Я ведь с Серегой-то давно знаком. Тут как-то подходит праздник наш, атамана Сережи именины. И стал я гулять по окрестностям потихонечку, подарок Сереге высматривать. Насмотрел в одном хозяйстве богатом свинью. Вот гляжу я на эту свинью и все гадаю: лопоуха и рыло короткое, будет на вкус, как пасха свяченая. Ну, нравится мне свинья эта, как невеста. Да в то время и не доели мы своей порции месяца за четыре, как скелеты ходим. И гуляет эта моя невеста ровно барыня замужняя — вольно и без присмотру. Однако хозяин у нее есть, а я — под кустиком зеленею.
Но Сереню Захарченко я сильно уважаю, так что решил дружков утешить, лег у самого свиного закутка в густую крапиву, в сумерки тихонько подкопался, дощечки отвел, — она ничего, сопит. У меня с собой берестянка с медом. Я берестянку свинье, свинья в берестянку рылом. Я берестянку на себя, свинья — за берестянкой. Я — в лес, за мной берестянка, за ней свинья, невеста моя! В лесу навалился я на нее, замотал ей морду с медом вместе, в мешок и за плечи, и поволок! Ох и были у Сереженьки нашего именины хороши!
— Свинья — это хорошо, — совершенно уже пьяным голосом гнусавил маленький Левка. — Но нехорошо все время про еду думать. Вот я, например, франтить люблю. Не в стыд это никому, революции, я считаю, не помеха. Я особенно насчет галифе разборчив. Вот на мне хорошие синие галифе, а в мешке еще есть бархатные, зеленые. Из хорошей занавески баба одна мне их пошила…